— Нельзя выглядывать из повозки, сочтут распущенной.
— Извини, я не знала, здесь душно, — смущенно почесала ухо Милэн.
Вечером рабыни собирали разбросанную, вылизанную гиктусами посуду. Дочери главного погонщика и служанки, позвав с собой гостью, собрались в кружок у маленького костра рядом с большим колесом, под присмотром старушки-приглядницы.
Романтик Лапит ходил вокруг запретного костра, как больной, с букетиком лесных цветов и сокрушался, мог ведь сказать, что она его невеста, а не брата. А теперь что скажут, если он осмелится подарить ей цветы? Лапит не решился подойти к Милэн, положил цветы на ступеньки повозки и поплелся спать к своему шатру, который разделял с тремя охранниками.
А Дип, наоборот, подполз к девушкам, и ткнулся носом в спину Милэн. Девушки завизжали, старушка-приглядница начала ругаться, но Милэн объяснила, что гиктус на самом деле ее, и старушка разрешила оставить зверя у костра. Дип ныл, жалуясь, как тяжело возить Лапита на спине, да еще так медленно. Он не привык так много ходить, бегать проще.
Шумели высокие деревья. Из-под корней выползли маленькие люди, они были гармонично сложены, с черной кожей и большими черными глазами, в светлых одеждах из тонкой ткани. Главный погонщик велел разложить товары и начался торг.
Жена главного погонщика заметила букетик на ступеньках повозки и заметалась в поисках виновного или виновной. Долго еще никто не ложился спать. Дип заполз под повозку, слушал причитания и ругань госпожи погонщицы и посмеивался — не только ему досталось во время пути. Оказаться в подчинении такой фурии, как эта госпожа, намного хуже, чем возить на спине трусливого Лапита.
Госпожа Погонщица выпалила, тыкая пальцем в Милэн:
— Я знаю — это тебе тот маг, брат твоего жениха, принес цветы! Негодники! Ты плохая невеста! Но я буду следить за тобой. Я научу тебя целомудрию!
Милэн слушала и осознавала, что безопасность не стоит таких вечеров…
Рэлина и Кэргисс завтракали вдвоем в большой столовой. Служанки успели убрать и вымыть столовую после банкета, слуги отремонтировали мебель и вставили два выбитых стекла. Сегодня солнечным утром открыли все окна, чтобы проветрить задымленную, пропахшую спиртным комнату.
— Если император узнает, — с едкой усмешкой, растягивая слова, начал Кэргисс.
— Что узнает? — равнодушно спросила Рэлина, медленно ощипывая гроздь спелого пави.
Кэргисс видел, что сегодня умиротворение его сестры непробиваемо. Сегодня она необычайно спокойна и мечтательна.
— О твоем любовнике… — ехидно улыбнулся Кэргисс.
— Кроме тебя, некому сообщить ему такую новость, — улыбнулась Рэлина, — заодно и спросишь имена любовниц нашего венценосного покровителя.
— Кстати, я забыл сказать тебе о поручении от него, — Кэргисс поставил кубок с вином на стол, и слегка наклонился вперед, якобы для того чтобы сестра лучше слышала его, а на самом деле, чтобы лучше видеть выражение ее лица: — Император обязал меня передать тебе, что непременно хочет видеть великолепную Рэлину на балу в честь свадьбы его старшей дочери.
— Не ты ли надоумил его пригласить меня? — Рэлина насторожилась.
— Не совсем, — улыбнулся Кэргисс, — на самом деле поймали убийцу Лингира, его уже опознали Нарра и Алгар. Не хватает только твоего слова, чтобы его обезглавили. — Кэргисс провел ладонью по своей шее и дурашливо вывалил язык, — Представляешь, он был стражником в провинции, но за безупречную службу и выдающуюся внешность одна придворная дама поспособствовала переводу столь рьяного стражника в столицу, где его узнала твоя подруга.
— Так, я уже сыта… — проворчала Рэлина, бросила салфетку в брата и встала из-за стола, — завтра выезжаем. И не тычь свой нос во все прорехи, иначе я тебе его сломаю.
Кэргисс довольно поджал губы. Сестра разозлилась из-за того, что придется расстаться с вольной жизнью и любовником. Так ей и нужно. Это ведь из-за ее капризов он утратил свое выгодное положение при дворе. Если Рэлина вернется к императору, то и он, Кэргисс, может надеяться на продвижение вверх. Брат фаворитки, он уже и забыл, как это выгодно…
Рэлина бросила рубашку и штаны на кровать. Гэл проснулся, поднялся на локтях, осмотрел предложенную одежду, лениво спросил с улыбкой:
— С кого сняла?
— Не хами, — осадила его разбойница, — завтра утром едем в столицу, сможешь самолично лицезреть обезглавливание на большой Кровавой площади.
— И кого обезглавят? — По ее тону калтокиец понял, произошло что-то серьезное.
— Того, кто убил племянника императора, после того, как я его опознаю. Хотя мое опознание — формальность, его и так казнят.