Фэррас остановил своего коня рядом с застывшим конем-киборгом мага.
— Как лучше — катапультой его туда запустить, или бросить под ворота?
— На крюки и под ворота, — распорядился ворлок, — пускай любуются. Отряд уже пошел?
— Да. Самое время начинать балаган, — засмеялся Фэррас, резко одернул повод, разворачивая коня на месте, подъехал к своему помощнику, приказал выполнить распоряжение мага.
Кэрфи с тревогой наблюдал, как полторы сотни воинов готовятся к осаде замка. Тиррон, несмотря на опасность быть убитым стрелой, стоял в доспехе и шлеме на стене, и с презрением изучал наемную армию Фэрраса. Говорил, обращаясь к Кэрфи:
— Ничего, напьются они горячей смолы, наедятся стрел и копей. Ничего. Не взять им мой замок, еще ни один враг не был в стенах этого замка и Фэррас не войдет сюда, тем более на спинах этих наемников. Ничего, не впервой.
Нэллэи спряталась у себя в комнате. Считала себя виновной в том, что происходило. Тиннэ, обняв ноги госпожи, убеждала ее не казнить себя, ведь Фэррас давно хотел завоевать их замок.
Кэрфи верил, что замок неприступен. Он был спокоен, до тех пор, пока не увидел пятерых всадников, тащивших на веревках что-то большое, темное и грязное, может быть коня или зурга. Кэрфи побоялся предполагать, что это. Воин Тиррон понял сразу:
— Это же… это же… янграс… Это твой друг!
Всадники бросили веревки, дотащив окровавленную тушу до ворот. Громадное тело тэйла застыло бездыханной грудой на краю рва, там, где завсегда опускался подъемный мост.
Тиррон и Кэрфи онемели, не могли поверить, что Фэррас совладал с таким Зверем.
Наемники Фэрраса бросились на стену с лестницами. Разом полетели камни с трех катапульт, огромное копье пронзило защитника замка совсем рядом с Кэрфи. Стрелки били прицельно. Тиррон потянул ошалевшего халкейца под прикрытие стены к бойнице, где отстреливались лучники. Кэрфи услышал знакомый рев трубы.
Гэл сквозь пелену услышал рев трубы, приподнялся и вновь упал на другой бок, ломая своим телом древка застрявших в его теле стрел, со стоном потянул клыками один из крюков из себя и снова проклял Зэрона, а заодно и Фэрраса, и почему-то Кэрфи. В глазах потемнело… Когда очнулся, древка и наконечники стрел, железные крюки уже растворились его кровью, осколки мрамора нехотя покидали его тело, хорошо, что у ворлока не было кирида, раны начали затягиваться.
Кэрфи неожиданно вспомнил:
— Подземный ход! Они знают о подземном ходе, они Гэла сюда притащили, чтобы отвлечь нас! Подземный ход! Тиррон!
Какие у Тиррона были в этот момент глаза. Кэрфи долго будет помнить помутневший взгляд, страх, боль, безнадежность и растерянность воина. Надолго бессмертный халкеец запомнит крик Тиррона:
— Во двор!!! Во двор! Нельзя допустить, чтобы они открыли ворота!
Три десятка воинов толпились на узких ступенях стен. Ценные минуты были потеряны. Воины Фэрраса ворвались в замок и заполнили дворик перед коридором ворот. Лучники стреляли вниз, но нападающих прикрывали стены, неприступный замок оказался совершенно незащищенный от такого вторжения. Крестьяне схватились за оружие, женщины и те готовы были защищать свое убежище, но на стороне наемников были секунды замешательства защитников и они, прорвавшись к воротам, открыли их.
В коридоре лучников не было. Защитники замка отчаянно сражались за жизнь. Кэрфи был сильным — но что он мог один против сотни опытных наемников, и меч оказался таким бесполезным. Верный пес Тиррона пал в бою, долго еще резал слух халкейца предсмертный собачий визг. Кэрфи ранили — от таких ран смертные умирают. Тиррон упал под натиском воинов противника… Защитники замка гибли один за другим… Кэрфи, хромая, доковылял к тоуну, с другой стороны подбежал верный Лэннэг, вдвоем они затащили грузного хозяина замка в ближайшее помещение, и Кэрфи запер массивную окованную дверь. И сразу же эта дверь начала содрогаться под ударами мечей и сапог.
Воины и крестьяне Тиррона защищали каждый коридор, лестницу, комнату, знали сдаваться бесполезно, все равно убьют, таков закон, и умирали.
Кэрфи, Тиррон и Лэннэг были оттеснены врагом в большой каминный зал замка. Воин Лэннэг был ранен в живот и держался на ногах только из ярости. Нэллэи вбежала в зал через потайной ход, заперла дверь на засов, от страха ей больно было дышать, сжимала в детской руке тонкий кинжал, да так сильно, что пальцы посинели. Бросилась на грудь дяди:
— Они везде, отступать некуда! Я умру с вами!