Шепот за спиной, тихий, едва слышный, но разборчивый:
— Человек…
— Сам пришел…
— Давно здесь никто не ходил.
Шепот тех призраков, которые ждали его в рубке:
— Любопытный.
— Живой.
— Тело.
— А у корабля еще тела…
— Ночью, ночью… когда уснут…
Впервые он встретил души, закрепленные в мире материи, магические мистерии преградили им возвращение в тонкие миры. Эти неприкаянные души, оказывается, способны питаться энергией живых созданий и даже подселяться в тела, притесняя своей волей волю хозяев. Эти души, обитая в мире живых, даже обретали некое подобие эфирных тел. Эти души, утратившие покой, смотрели на Гэла, как на пищу. Но когда он вошел, равнодушно осматривая рубку, когда склонился над пультом, игнорируя ужасающий шепот, когда с улыбкой отразил попытку подселения в свое тело, когда один и этих призраков, прорвав защитное поле вошедшего, наткнулся на нечто непонятное и, задохнувшись, потерял свою тень, другие тени отпрянули с криками и обиженным завыванием:
— Кто он?
— Кто он?
— Кто ты?
Пульт управления был разбит тщательно и восстановлению не подлежал, как и средства связи.
— Отпустить вас, что ли? — Как будто сам себя спросил Гэл.
— Отпустить?.. — шепот.
— Отпустить… — удивление.
— А ты можешь? — вопрос.
— Все-таки души, — тихо говорил Гэл, — Человеческие души… Жаль уничтожать…
— Жаль… — подтверждали тени.
— Жаль…
— А ты можешь?
Гэл сел в кресло пилота, закрыл глаза. Он увидел поток тумана и светлую точку вдали. Точка увеличивалась, разрасталась, как звезда. Точка превратилась в портал, где видны были чистые светлые потоки, цвета, слышна была тихая музыка космических ветров.
Портал разрастался, открываясь для призраков, манил их, и они бросились к нему, к свету, как к родному дому, и хриплый шепот перерастал в громкие крики юной радости, а тени становились светлыми, воздушными облаками, приобретающими очертания людей: красивых, молодых. И только тот, который лишился тени, оглянулся на пороге света, и посмотрел на Гэла, по-детски застенчиво прошептал:
— Спасибо.
Кэрфи нетерпеливо спрашивал:
— И что? Что ты там нашел?
— Призраков…
— А телепатофон?
— Все разбито. Кто-то постарался, чтобы никто и никогда не узнал об этом корабле.
— И что теперь?
— Пойдем дальше — это другой корабль.
— А тот корабль?
— А тот нам еще предстоит найти.
Айрэ вприпрыжку подбежал к отцу:
— Папа! Папа! А Огонек мне лапу дал.
Гэл рассмеялся.
— Идти, так идти, — согласился Кэрфи.
— Только завтра. А сегодня ты кормишь лошадей и моего сына, а я сплю.
— Это эксплуатация разумного индивидуума, — возмущался халкеец.
— Нет, Кэрфи — это просьба к разумному индивидууму…
— Если просьба, тогда ладно. Знаешь, нодиец… — Кэрфи замялся.
Гэл посмотрел на халкейца удивленно.
— Помнишь, что я тебе сказал тогда в Долине? — Кэрфи смутился.
Гэл кивнул.
— Так вот это… я, наверно, друг…
— Папа, а Огонек по команде будет садиться, как собачка? Я его научу… — шептал Айрэ.
Гэл посмотрел на сына, улыбнулся, бредовые идеи Айрэ по дрессуре рыжего коня он считал игрой, но Огонек ведь дал малышу ногу, когда тот попросил? Может быть, конь игрался.
А еще удивительным было то, что сказал упрямый халкеец.
— Хорошо. Почему бы и нет, дружба всегда лучше вражды… Вот и займись работой по-дружески… А я иду спать, и смотри, чтобы Огонек по команде не сел на Айрэ.
— Ты черствый и ядовитый оборотень, — скорее по привычке ругался Кэрфи.
— Вот и хорошо — значит, несъедобный.
— Да, иди ты… Спать.
«Солнце» катилось к зениту.
Пыль скрипела на зубах.
Корабль лежал фантомом.
Странный пейзаж.
Странная планета.
Странный мир, созданный странными существами.
Костерок, кони у космического корабля, уставшие путники. Один сидит у костра на сером песке, смотрит на облака, а облака как будто и не облака, а берега морей, тихие заводи, бухты, города и корабли, как отражения далеких земель, куда ему еще только предстоит прийти. А спутник бессмертного мечтателя, создавший многие миры, спит, обняв своего сына. Гэл затруднился бы ответить, зачем созданы Миры. Главное, что созданы…
2 часть
Гэл, Айрэ и Кэрфи двадцать пять дней спустя преодолели горную гряду.
Ночью с горы калтокиец видел огни какого-то поселения и на рассвете решил съездить туда, раздобыть какой-то еды. В последние десять дней они ели только мясо. Кэрфи и без еды смог бы выжить, так как бессмертный, а ребенку следовало-таки разнообразить питание, и овес у лошадей закончился.