Рыжий конь, как только увидел, что вокруг него ровное пространство, начал подпрыгивать, отбивать задом и вздыматься на дыбы, видимо, таким образом он выражал радость, что нескончаемые скалы закончились. Хотя странно, родился конь в горах, а гор не любил. Гэл и хотел бы разделить радость с конем, если бы не сидел в седле. Попытался успокоить и сдержать Огонька, потом ругался с ним, но все-таки сдался и позволил коню скакать, как тот сам хотел: вольно и быстро.
Хорошо здесь было, на этой незнакомой земле: ласковое «солнце», теплый ветер, наполненный запахом скошенной травы, прямая сбитая дорога, зеленые поля за горизонт и редкие островки небольших ветвистых деревьев. Вдалеке — темная линия леса. Гэл поддался мимолетному порыву, бросил повод и раскинул руки. Дорога стелилась под ноги рыжего коня желтой лентой, купол яркого неба в пятнах низких белых облаков плыл над головой, и было ощущение полета. Снова отросшие до лопаток волосы развевал ветер, чувство свободы переполняло легкие до крика. Но Огонек внезапно остановился, он увидел телегу. Беспечного всадника выбросило на шею коню. Ругаясь, он вернулся в седло.
Испуги Огонька непредсказуемы, непонятны, заподлисты — рыжий жеребец застыл столбом, рассматривая большую, крытую пологом телегу, которую тянул четверик разношерстных мощных лошадок с толстыми ногами, заросшими пушистыми щетками над копытами. Телега поравнялась с всадником, управлял ею смуглый толстяк в ярком жупане и шерстяной шапке с пером, под жупаном блестящая рубаха, ворот застегнут красными стеклянными пуговками. На ногах возницы добротные остроносые кожаные сапоги с каблуками.
Лишь пустыня да каменная гряда разделяет дождливые холмы и эту теплую страну, а так разнится одежда.
Мужик, подозрительно прищурив глаза, рассматривал всадника и его длинноногого, рыжего коня. Хмыкнул и с насмешкой, на грани вежливости, спросил:
— Удержались?
Язык местных жителей немногим отличался от языка их сопланитариев, живущих за горами. Гэл кивнул, понимая, что этот хорошо одетый человек, скорее всего, купец, начал разговор из вежливости, и вежливость требовала поддержать разговор. Калтокиец улыбнулся и спросил:
— Город далеко?
— Город? — переспросил купец, — так вон, за холмом. Вы заблудились?
Почтение кузнеца было на грани покровительства и сострадания. Гэл ответил дружелюбно, но сдержанно, как того требовал подобный стиль разговора:
— Я впервые в этих местах.
— Тогда мой вам совет, не отъезжайте далеко от дороги, здесь много тропок и разных дорог, заблудитесь.
— Спасибо. — Гэл доброжелательно улыбнулся.
— Удачи вам…
Купец, видимо, принял его за кого-то другого, за того, кого следовало жалеть, опасаться и все же уважать. Не смутила купца одежда на всаднике: простая полотняная рубаха, неопределенного цвета старая поношенная кожаная безрукавка, такие же штаны, да протертые сапоги. Не смутили длинные спутанные волосы. Все воспринималось, как будто иначе и быть не могло.
Гэл кивнул головой и поспешил разминуться с почтительным купцом. Предположил, может, некто высокопоставленный и всем известный, в этих местах похож на него? Отдаленно. Хотя трудно предположить, что некто высокопоставленный одевался бы как бездомный бродяга.
За указанным холмом и вправду был городок. Высокая стена давно уже не удерживала дома в своей тени, извилистые улицы расползлись от каменных стен в разные стороны, пренебрегая надежной защитой. Двухэтажные дома, крытые ярко-синей черепицей, теснились друг к другу, нависая раскрашенными в яркие цвета деревянными балконами над каменными улицами. Чем дальше от стены, тем проще и ниже дома, тем меньше окна, но в окнах — толстое стекло, а крыши в тех бедных домах или из сухой жесткой травы, или из древесной коры. Дома выбеленные каким-то веществом, вокруг дверей и оконных рам красный растительный узор. Еще дальше у домов были даже огородики, окруженные плетенной из лозы изгородью. Вдоль кое-где закрепленной камнями улицы на лавочках сидели старушки, а прямо на пыльной дороге играли дети. Преимущественно все смуглые и черноволосые.
Навстречу шла роскошная женщина в ярко-красном платке с бахромой, на плече коромысло, на котором болтались два пустых ведра, она уступила всаднику дорогу. Девушка в белой вышитой рубашке засмущалась и покраснела, застыла у плетня, теребя кончики трех косичек, сплетенных в одну разноцветными лентами. Бабка в белом платочке погрозила клюкой, когда всадник объехал играющих детей, босой мужчина, подстриженный, как будто его кто специально под кастрюлю стриг, в серой полотняной рубашке и крашенных темно-синим холщевых штанах, незаметно, но презрительно плюнул в след и поспешил перейти дорогу. Странное неоднозначное отношение.