— Если ты начнешь есть колбасу, я тебя подарю мяснику. Вредная лошадь.
Оставалось купить овощи, и если хватит денег — что-нибудь сладкое для сына.
Летун и Вороной паслись под огромным деревом. Дерево было похоже на скалу посреди моря, и такое же одинокое, вокруг только высокие, желтые от солнца травы.
Летуна Гэл, перед тем как уехать, стреножил, сельская лошадка была привычна, а Вороной, признав в Летуне образ табуна, никуда не уходил.
Кэрфи сидел в тени дерева. Айрэ играл маленьким космическим корабликом, вырезанным из дерева: приседал, изображая посадку, вскакивал и бегал, оглашая взлет:
— Комничиский двигатель сключен, сноловое поле сабильно!
— С папой летал? — улыбнулся Кэрфи.
Айрэ, смешно копируя отца, серьезно кивнул головой и дальше продолжал повторять услышанные когда-то команды:
— Корабл на курсе. Старт! — И малыш побежал вокруг дерева, шипя, как двигатель космического корабля.
Кэрфи улыбнулся и, закинув руки за голову, незаметно задремал.
Разбудил халкейца едва слышный стук копыт. Кэрфи решил, что вернулся Гэл, открыл глаза, увидел облако пыли, а в нем, как в темной грозовой туче, тени шести всадников. Халкеец вскочил. Всадники остановили лошадей. За всадниками прибежали три человека, у каждого в руках поводки, сдерживающие по десятку сухопарых, длинноногих, узкоголовых ушастых лающих псов.
Кэрфи привык видеть сэнпийцев суровыми воинами и застенчивыми женщинами, сдержанными в одежде и поведении. Смуглые всадники в пышных ярких одеждах, украшенных кружевами и перьями, показались ему ряжеными актерами. Как будто для контраста мужчины, державшие собак, были одеты в серые, невзрачные приталенные пиджаки. Псари прикрикнули на собак, собаки замолчали. Айрэ с деревянным корабликом подбежал к Кэрфи, остановился, разглядывая всадников.
Женщина любовалась Кэрфи. Мужчина ревниво хмурился.
Ее звали Рэлина — она была когда-то фавориткой императора. При дворе ходили противоположные сплетни: от — сбежала со двора и теперь скрывается в провинции, до — император сам прогнал надоевшую, любовницу, как только та стала старше, и запретил ей показываться во дворце. Раз в году Рэлина навещала племянника, императора Лингира, изгнанного со двора на провинцию.
Когда племянник императора жил при дворе, он слыл слишком увлекающимся человеком: увлекшись прелестями дамы, заказывал ее на ночь своим подручным, а днем обнаженной выталкивал из кареты посреди городка или поселения с тремя золотыми монетками в ладони. И неважно было, чья это дочь или жена. А еще шептались, что очень красивых он убивал, не желая расставаться. Но мертвых не нашли, и Лингира выслали, хотя дядя-император сделал все возможное, чтобы подвести племянника поближе к плахе.
К сожалению императора, высоко почитаемые судебные законы, о которых он сам так рдел, могли подвести Лингира только к тюремному заключению, или, если считаться с высоким положением в обществе, выселению в провинцию. Император рекомендовал тюрьму, но его жена и свояченица — мать Лингира, взмолились, защищая мальчика, обещая, что тот исправится, когда повзрослеет. Куда уж взрослее — Лингиру тогда исполнилось двадцать восемь.
Рэлина была для Лингира сокровенной мечтой или болезненным бредом, он ее желал и боялся. Бывшая фаворитка императора слыла опасной, ее всегда сопровождал мрачный, огромного роста солдат, который никогда не улыбался, мало говорил, но очень быстро действовал. Лингир уже потерял троих подручных, заказывая Рэлину на ночь. Хотя, если бы Лингир не кривил душой, изображая из себя смельчака, то выяснил бы сам для себя, что не в солдате дело, однажды он обнял Рэлину, и мгновенно острая шпилька, похожая ни стилет, оцарапала его подбородок.
Рэлина пошутила, что император будет только рад благополучному уходу горячо любимого племянника в мир иной. Лингир вспомнил, что она командует имперским отрядом, патрулирующем пригород столицы и окрестные поселения, отступил. Отряд Рэлины часто сравнивали с разбойничьей бандой. Лингир не хотел умирать.
Вот уже второй год Рэлина приезжала к изгнаннику. Лингир догадывался, что приезжает она по приказу дяди. Унижался перед ненавистно-любимой гостьей, устраивал ей королевские охоты и пиры. Старался заполнить дни гостьи, опасался оставлять ее без своего настырного внимания. Ведь узнай она хоть одну сплетню, распространяемую болтливыми крестьянами, и дядя император точно отправит племянника или на каторгу в кандалах, или на плаху.
Шел второй день визита. Рэлину утомили и охота, и общество Лингира. Она мечтала вернуться в свой лесной дом и смыть с себя сладкий запах духов, которым провонялись не только все комнаты в усадьбе Лингира, но и конюшня, даже в еде чувствовался мерзостно-сладкий привкус. А тут этот статный, необычно привлекательный юноша и ребенок. Приятное лицо незнакомца после двухдневного созерцания физиономии Лингира было восхитительным.