А на берегу горела лампа. Там Хуанито конопатил свою лодчонку. Он, конечно, мог уйти в море со взрослыми на самой лучшей лодке. Но он ценил старых друзей. Они не подводили его.
ФИНИТА
Рано утром на палубу прибежал Педро. В руке у него был большой кокосовый орех.
— Всё, финита! — сказал Педро. — Последний вагон! Па палубу вышел боцман.
— Кончаем, — подтвердил он. — Пошли за брезентами, трюм закрывать!
Паровозик подтащил к борту последний вагон. Грузчики уложили в трюм последние мешки с сахаром и стали отбивать на них чечётку.
— Финита!
Педро встал около меня, посмотрел грустно, спрашивает:
— Ты в Москве будешь?
— Не скоро, — отвечаю я.
Тут откуда-то появился Рослый:
— Я скоро буду!
— О! — обрадовался Педро. — Может быть, увидимся. Меня посылают учиться в Москву.
Только мы закрыли трюм, сверху загрохотало:
— Палубной команде по местам!
Рослый побежал на бак. Ушёл боцман. Просился натягивать рукавицы Иваныч-кок. Педро протянул мне кокосовый орех. Я тряхнул его — в нём плеснуло молоко.
— Выпьешь это за меня! — сказал Педро, пожал мне руку и сбежал вниз.
Мы втянули на палубу последний трос. Захлопотал вокруг нас ветер. Колыхнулись на волне у берега лодки.
И мы пошли…
На берегу возле пальмы стоял и махал рукой Педро. За ним остановился могучий охранник барбудо, а из-за ворот выскочил маленький мастер Хуанито.
Скрылся вдалеке песчаный пустырь, исчезли из виду домишки на сваях, но долго ещё под одинокой пальмой стояли три маленькие фигурки.
ПАЛЬМА
По океану пошла зыбь, нас начало качать. Похолодало. Летучие рыбы больше не попадались.
Ночью, выйдя на палубу, посмотрел я в небо и вижу: появились уже наши звёзды. Я вернулся в каюту, закрыл иллюминатор и лёг.
Лежу, и не спится мне что-то, всё о доме вспоминаю. Вдруг слышу шурх-шурх, что-то шуршит под головой. Что бы это такое? Крыс и мышей у нас нет. Наверное, показалось. Подумал я так и уснул.
А ночью меня что-то по лицу защекотало. Проснулся. Го лова с подушки сползла. Действительно, что-то щекочет и шелестит. Встал я и включил свет. Тут Рослый вскочил и зажмурился.
— Ты что это?
Я отшвырнул подушку, а из-за койки выглядывает острый зелёный листочек. Заглянул я под койку, а там прямо из кокосового ореха пальмочка растёт! Выбросила в тепле два стебелька и лезет вверх. Достал я её аккуратно, чтоб не повредить, положил на ладонь, смотрю — настоящая пальма! Покачал я орех возле уха, а внутри уже не булькает. Всё паль-мочка выпила, молоком вспоилась.
— Видишь, — говорю я Рослому, — хорошо, что не съели орех. Пальму бы съели!
Рослый спрыгнул с койки, взял в руки пальму, поставил её аккуратно на стол.
— Вот и Куба плывёт с нами. Только Педро не хватает. Вспомнили мы про Педро, до утра проговорили. Утром я ушёл на вахту, а Рослый остался — ему вахтить в полдень. Сыро было, туман. Продрог я после тропической жары. Вернулся к себе в каюту — и скорей к пальмочке. Смотрю, а под ней стоят пластилиновые барбудо, Педро и маленький Хуанито с мячом в руке. И машут мне на прощание.
ЗА БОРТОМ ЧЁРНОЕ МОРЕ
В тот же вечер по коридору прогромыхал боцман, крикнул: «Аврал!» — и две недели в Атлантике команда спасала сахар от волн. Мы натягивали, крепили брезенты, а ветер поднимал их с трюмов, врывался внутрь, и, казалось, под нами буянила и грызлась свора мокрых передравшихся зверей.
А вошли в Средиземное море, Иваныч придумал нам другую работу: налил в котелки краски, заставил мазать палубу.
И замелькали за бортом земли и острова! Пока красили правую сторону, сквозь дымку желтели африканские страны — Марокко, Алжир, а перебрались на левый борт, там уже заголубели итальянские острова — Сардиния, Сицилия. Когда же мимо Греции двинулись, совсем свернули себе шеи. Один остров минуем в завтрак. Сядем обедать — за иллюминатором уже видится второй. А начнёт Иваныч-кок ужином кормить — третий остров за кормой остаётся. А когда кончили палубу красить, оказались у Турции. Прямо как в кино.
— Ты в Стамбуле никогда не был? — спросил меня Рослый.
— Нет.
— Ну, тогда смотри, запоминай…
Издалека уже виднелись белые стены старой крепости, покрытые зубцами, а над нами поднимались башни — тонкие, как копья, с отверстиями наверху, словно дупла. Вдруг из дупла ближней башни, будто белка, выглянул человек. Выглянул и как закричит. А из соседней башни ещё один выглянул и тоже как закричит, и из третьей так же. И такой переполох поднялся, что, наверное, за Гибралтаром было слышно.