На причале раздался крик. К трапу подкатил миниатюрный автофургон, и вверх по ступенькам, скрипя протезом, заковылял наш шипшандлер, поставщик продовольствия, могучий мексиканец Джулиано. Лицо у него было оранжевым и пористым, как апельсины, лежащие в фургоне.
Он кричал, наверное, на трёх языках сразу — английском, испанском, русском: «Давай-давай!» И мы с Яшей бросились таскать в артелку овощи.
Я отнёс огурцы и лук, когда по трапу лёгким шагом побежал подтянутый, хоть и с брюшком, высокий американец. Правой рукой он словно бы опирался на невидимую трость, а левой приподнимал пробковый шлем. Я часто видел его с Виктором Санычем — оба они отвечали за груз — и посторонился.
Капитан на палубе поздоровался с ним и окликнул меня:
— Ящик на место и мигом сюда! Мистер Роберт обещает показать порт. Только подпишем в конторе бумаги.
Я торопился. Ещё бы! Смотри всё, что можно! Сегодня в Лос-Анджелесе, а завтра уже в океане!
Но только спустился на причал, вздохнул:
— Опять машина?
— Америка! — с улыбкой ответил капитан. — Они сами на всё смотрят из окна машины.
Я забрался на заднее сиденье.
Мы заглянули на несколько минут в контору. И только выехали за ворота, мистер Роберт направил машину к стаду старых автомобилей!
«Ну, начинается, — подумал я. — Джордж № 2».
Но мистер Роберт проскочил мимо ограды.
Мы осмотрели «Куин-Мери».
Я сфотографировал лучшие пароходы порта, пальмы, залив, и мы уже въезжали на мост, как вдруг меня прямо подбросило.
Среди пальм струился ручей и стояла хижина из пальмовых стволов и листьев.
— Вигвам! Настоящий! — крикнул я. — Посмотрим? Мистер Роберт усмехнулся: «Йес», но тут дверь вигвама раздвинулась, за нею показались столики со скатёрками, а через ручей запрыгали по камням двое коротышек — в шлемах, с фотоаппаратами через плечо. «Туристы», — понял я. А мистер Роберт показал на них:
— Индейцы! Быстроногие олени! Правда?
И я засмеялся.
Мы летели среди пальм и холмов, мимо аттракционов и пляжей и лишь иногда вдруг вклинивались в поток машин.
Машин было множество. Они старались обойти друг друга, пластались по воздуху, как борзые. Их хозяева из-за стёкол посматривали на соседей с чувством превосходства, и машины, казалось, задирая металлические носы, тоже бросали друг на друга заносчивые взгляды:
«Мы самые дорогие!»
«Мы самой лучшей породы!»
Наша машина была не из лучших. Но мистера Роберта это не волновало. Он легко держал на руле крепкую руку. Просторная дорога так и вырывалась из-под колёс. Вдали, как лёгкие язычки пламени, голубели калифорнийские горы, и Пётр Константинович вдруг хлопнул рукой по колену:
— Вот дорога! Красота! И не подумаешь, что здесь стреляют в президентов, а где-нибудь там, — он кивнул в окно, — начиняют страшные бомбы. Калифорния! Солнце, пальмы, океан!
Мистер Роберт затормозил, и мы вышли из машины.
Перед нами среди пустыря громадный механический молот тяжело бил по раскалённой земле. Вверх-вниз, вверх-вниз. Казалось, вокруг всё гудит и клокочет.
Роберт постучал каблуком но рыжей глине, покатал ногой пустую консервную банку:
— Очень дорогая земля.
— Эта пустыня? — спросил я.
— Под нами бурлит нефть! — сказал капитан.
— А этот насос её качает! Поставил насос, и деньги — сюда! — Роберт похлопал себя по карману.
— И вы качаете? — спросил я.
— Я? — Он захохотал и весело поддел ногой консервную банку.
Капитан тоже засмеялся:
— Нет, Роберт не бизнесмен. Он наш коллега. И тоже плавал капитаном.
— Йес. Семнадцать лет! — сказал мистер Роберт.
— Всю войну — над подводными лодками! — вскинул руку Пётр Константинович. — Это подумать надо! В Арктике, в Индии, в Африке!
— А в Новой Зеландии? — вырвалось у меня. Капитан снова засмеялся:
— Больной! Бредит Новой Зеландией!
— О! Правда? — спросил мистер Роберт и коротко хлопнул меня по плечу. — Тогда пошли!
Я не понял куда, но Роберт ещё раз позвал:
— Пошли!
По бокам машины снова закачались пальмы, вдали, как сахар в горячем чае, забелели и заструились в волнах знойного воздуха небоскрёбы.
Мы свернули в тихую улочку и остановились у зелёного коттеджа среди роз.
Мистер Роберт открыл ключом дверь:
— Прошу! — и ввёл нас в большую комнату.
На столе и на полу стояли громадные раковинььтридак-ны, на подоконнике лежали моржовые бивни. У дверей темнели морские барометры и часы. А на стене коридора, среди новозеландских деревянных масок, висело несколько старинных новозеландских мечей.