И мы опять нырнули в «щель».
Едва мы пробрались к прилавку, от которого несло запахом кожи, ко мне подскочил знакомый уже китаец:
— А, корефан! Пальто! Смокинг! Куртка!
Он вытащил одной рукой из вороха вещей жёлтое хрустящее пальто, подбросил его, другой — бесцеремонно похлопал меня по карману:
— О, мони есть! Деньги есть. Покупай!
— Ладно, ладно, — отодвинул его в сторону Фёдор Михайлович. — Знаем! И подмигнул мне: — Уже подсчитал, сколько содрать. Тут ухо держи востро.
Помощник капитана сам вытащил чёрную куртку, чтоб и от снега и от дождя, примерил мне к плечам и вздохнул:
— Маленькая.
Китаец засуетился:
— О, литл, маленький. Не надо литл, найдем биг — большой! Только покупай, мы — друзья. Ты корефан, я корефан…
Он метнулся в лавчонку, выбежал с новой курткой, стал надевать на меня. Не лезет!
— Сейчас, секунд, — сказал китаец, что-то выдернул из рукава, крутнулся волчком. Полезло!
Фёдор Михайлович обошёл меня со всех сторон, посмотрел и степенно сказал:
— Хорошо.
Китаец обежал вокруг, закачал головой, зацокал языком:
— Хорошо, корефан. Мони давай.
Отсчитали мы ему доллары, завернули куртку и пошли дальше. Вдруг я почувствовал, что в руке у меня чего-то нет. Не хватает чего-то!
Прошёл ещё немного и спохватился:
— Фотоаппарата нет!
— А был? — спросил Фёдор Михайлович.
— А как же! — говорю. — Аппарат сына, да и плёнка интересная.
Мы вернулись к лотку, где видели мангусту, — нет аппарата! Остановились у магазина, где продавали обезьяну, — нет аппарата!
Фёдор Михайлович уверенно зашагал к «корефану». И я вдруг вспомнил: «Да ведь я аппарат в руке держал, когда к нему подходил! У меня ещё рука в рукав почему-то не влезала. А потом полезла!»
Подошли мы, а китаец нас будто и не замечает.
Фёдор Михайлович приподнял одно пальто с лотка — китаец покосился. Я приподнял второе — он подбежал и как затараторит:
— Что тут корефан ищет, что надо?
— Фотоаппарат, — говорю.
— Аппарат? — Торговец щёлкнул пальцем у глаза.
— Да, — кивнул я.
— Нет фотоаппарата, — говорит, — не знаю. Тесное слово!
Тут Фёдор Михайлович приподнял чуть не весь лоток. А китаец повернулся ко мне и быстро спросил:
— Твоя камера?
Будто не знает!
— А чья же! — говорю.
Торговец махнул рукой — будто делал одолжение! — нырнул на дно ящика, под стойку, и вытащил оттуда фотоаппарат. Мой!
Протянул он мне его и говорит:
— На! Ты корефан, я корефан. Мы друзья. Теперь всё только у меня покупать будешь!
Торговцы вокруг ухмыльнулись.
— Ну и корефан! — сказал я весело.
— Пират ты, а не корефан, маленький гонконгский пират! — рассмеялся Фёдор Михайлович. — Надо ещё посмотреть, не валяется ли у тебя там чья-нибудь голова.
— Голова? — торговец быстро поднял глаза и затряс ладонью. — Голова нет! Тесное слово! — И он бросился ловить новых покупателей.
А Фёдор Михайлович отобрал у меня свёрток и, пристраивая его под мышкой, проворчал:
— Давай сюда, а то тут и без аппарата, и без куртки останешься!
ВАЛЬС НА ПРИЧАЛЕ
Ещё утром, сойдя на берег, мы увидели в порту маленькую босоногую девочку. По всему причалу сидели и лежали грузчики и рабочие в пыльных робах. А девочка аккуратно переступала через них и подавала то одному, то другому блестящие оловянные чашки.
Плескалось море, скрипели баржи, чашки стучали о причал, и казалось, будто она под эту оловянную музыку танцует какой-то странный танец. С чашками.
— Вальсирует, — сказал я.
— Хозяйка, — заметил Фёдор Михайлович. — Стольких накормить! Навальсируешься. — И тут же похвалил: — А молодец!
Девочка задвигалась ещё быстрей. Со всех сторон её звали, а из лавки, стоявшей на причале, пожилая женщина всё подавала чашки с горячей кашей, и вслед нам доносился их стук…
Когда мы вернулись на причал, был уже вечер. Хорошо! Ни городского шума, ни крика торговцев. Морской ветерок, волны да корабли до самого горизонта.
И вдруг Фёдор Михайлович сказал:
— А девчонка-то всё вальсирует… Мы этого как-то сразу не заметили.
Весь причал был уставлен чашками, и девочка устало наклонялась и собирала их.
Следом за нами на причал спустились несколько чопорных англичан, а за ними, вся в белых кружевах, как облако, появилась высокая молодая женщина. Она словно бы возникла из прошлого. На шляпе у неё развевались пышные перья, а сзади чуть ли не тянулся настоящий шлейф!
Она прошествовала мимо девочки и пальцами отвела в сторону край платья, чтобы не испачкать об чашки.