— Вот это да, вот это парень, а?! — сказал Ваня.
Я сбегал в каюту, отрезал кусок от простого мыла — половину-то не продаст! — и отнёс мальчугану:
— Вот тебе, вымойся!
Мальчишка подбросил мыло в руке, лукаво улыбнулся и пошёл по трапу на причал мимо чиновников, которые всё покуривали свои спичечные сигареты.
— А мыло всё равно продаст, — сказал Ваня. «Увидим», — подумал я и посмотрел мальчику вслед. После обеда я снова вышел на корму.
Команда смотрела, как мимо нас тянулись джонки, полные бананов и кокосовых орехов, а возле причала под кормой две гибкие девушки в белых брючках прямо с лодки торговали белыми лепёшками из кокосового молока и фруктовым напитком.
К ним подбегали грузчики, бросали прямо из чашек в рот штук по двадцать кокосовых лепёшечек, брали целлофановые мешочки с напитком и снова, шли работать.
Я облокотился на борт, засмотрелся.
И тут кто-то тронул меня за руку. Оглянулся — рядом стоял наш знакомый мальчишка.
Парень вертел передо мной чистыми руками. Смуглый лоб его сиял. А доброе смышлёное лицо говорило: «Вот, выполнил».
— Ты смотри, — удивился Ваня. — Вот это парень! Весь день малыш помогал тайскому повару. Подтаскивал кастрюли, наливал воду, следил за огнём. А вечером подозвал меня к борту и показал на другой берег: красиво!
Среди пальм по водяной улочке уходило за горизонт солнце. От него и к нему плыли лодки, и слышались нежные голоса. Опять вокруг пахло мандаринами, пальмовыми листьями. И я тоже сказал:
— Красиво.
— Таиланд, — с нежностью произнёс мальчик. И он вдруг распахнул маленькие руки так, будто хотел обнять и эту реку, и джунгли, и небо.
— А как тебя зовут? — спросил я.
— Тау, — сказал он.
— Таи — это твоя страна. — Я обвёл рукой всё вокруг. — А как тебя зовут?
Он улыбнулся, показал снова на пальмы, на реку, на пароходы и сказал:
— Это Таи. Таиланд. А я, — он показал на себя, — Тау… Потом дотронулся до меня и спросил:
— А ты — Москва?
Я кивнул и подумал: «А что в этих джунглях он может знать про Москву?»
И Тау будто ответил мне:
— Москва Гитлера бах-бах.
«А ведь знает! — обрадовался я. — Самое главное знает!» И мы стали объяснять друг другу, что как называется.
Тау показывал на небо и называл его на тайском языке, а я говорил по-русски.
Напротив остановились чиновники и внимательно прислушивались к нашему разговору.
А мы говорили про пароходы, про облака, про звёзды, которые уже появились в небе.
Потом Тау подобрал на палубе обрывок газеты, на котором был напечатан портрет красивой женщины, разгладил его и сказал:
— Это королева. Она добрая.
Скоро стало совсем темно. В воздухе что-то мелькнуло, потом ещё, ещё… И над нами, шурхая крыльями, закружились большие летучие мыши.
— Ну, мне пора, — сказал я Тау, — на вахту.
А Тау сложил лодочкой ладони, поднёс их к щеке и показал, что ему тоже пора. Спать.
Я похлопал его по плечам.
— Иди домой, к маме.
Но он развёл руками: дома нет, а мама работает на барже.
Он смёл веником с трюма пыль, лёг прямо на металл и, раскинув руки, стал смотреть на звёзды. Я нашёл кусок брезента, чтобы подстелить ему. Но Тау отмахнулся: ничего! Трюм тёплый, дождя нет. Тау привык!
Всю ночь я обходил палубу. Смотрел, всё ли в порядке, заглядывал в малярку, не случилось ли что, цела ли боцманская краска…
На лавке у котлов спал, завернувшись в одеяло, тайский повар. Прямо на стенах пакгауза, будто прилипли, спали ящерки. Только внизу, под кормой, стукались в борт кокосовые орехи, слышался плеск воды и смех. Там покачивалась на джонке керосиновая лампа, и две девушки, торговавшие лепёшками, пересмеивались с грузчиками.
А на трюме, свернувшись клубком, ёжился маленький большелобый мальчик. Под щекой у него лежала газета с портретом доброй королевы. Над головой проносились летучие мыши. А за рекой тихо дышала, словно старалась не шуметь, страна, которую он так хотел обнять своими руками.
ВСЁ В НАШИХ РУКАХ
За бортом зелёной полоской вспыхивали джунгли. День у меня был свободный, и я думал, как бы выбраться в город, когда меня окликнул Фёдор Михайлович:
— Тут приехал товарищ из нашего посольства. (За ним шёл ладный молодой человек.) Можно получить свежие газеты. Сколько уже не читали! Подъедешь?
— Конечно! — согласился я.
— Ну то-то! — подмигнул мне Фёдор Михайлович и потряс свёрнутой в трубку тетрадкой. — А я пока контрольную выполню.
Все знали, что помощник капитана настойчиво занимается английским и собирается сдать в пароходстве экзамен. И хотя капитан скептически замечал: «Во-первых, не сдашь. А во-вторых, зачем это на старости лет нужно!», Фёдор Михайлович выполнял все контрольные задания и говорил: «Во-первых, сдам, а во-вторых, пригодится!»