Когда я смотрел, как она едва заметно улыбается, мне было больно. Я закрыл глаза, и, когда мы слушали FloRida, у меня из глаз вытекло несколько слезинок. Не знаю почему, но когда она плакала, я тоже плакал.
В этот момент я понял, что она была права с самого начала.
Она была права насчет меня, и нее, и нас.
Я буду любить только ее. Я буду любить ее вечно.
Как бы жизнь ни пыталась изменить нас.
Часть 2
Глава 7
Мама и папа больше не танцевали.
За последние десять лет между ними изменилось многое. Но эта перемена была самой печальной. Они по-прежнему обнимались по утрам, и папа всегда целовал маму в лоб перед тем, как пойти на работу в университет. Выходя из дома, он всегда говорил: «Я люблю…», а мама всегда заканчивала: «…тебя».
Они все еще любили друг друга, но больше не танцевали.
По вечерам мама разговаривала по телефону со своими лучшими подругами по колледжу, обсуждая меня или разных психотерапевтов, читала статьи в Интернете или оплачивала счета. Папа сидел в гостиной. Он либо проверял работы студентов старших курсов, либо смотрел «Теорию Большого взрыва»[7].
Раньше папа пытался включить песню, под которую они танцевали на свадьбе, но обычно мама была слишком уставшей, чтобы танцевать с ним.
– Потанцуй со мной? – спрашивал он.
– Не сегодня. У меня болит голова, Эрик, – отвечала она.
Она не знала об этом, но я видела, что папа всегда хмурился, когда она уходила.
– Я люблю… – говорил он, глядя ей в спину.
– …тебя, – по привычке бормотала она.
Она поднимала глаза в сторону лестницы, видела меня и хмурилась. Глядя на меня, она всегда хмурилась, как будто я была трещиной на семейном портрете.
– Иди спать, Мэгги Мэй. Завтра рано вставать на учебу.
Иногда она стояла и смотрела на меня, словно ждала, что я скажу ей что-то в ответ. А потом, когда я молчала, она вздыхала и уходила, еще более уставшая, чем минуту назад.
Тяжело было осознавать, как сильно я ее изматывала.
Было еще тяжелее сознавать, как сильно я сама себя измотала.
– Все хорошо, дочка? – спросил папа, заглядывая ко мне в спальню.
Я улыбнулась.
– Хорошо, хорошо. – Он потер рукой седеющую бороду. – Время шуток?
Мой отец был ботаником в хорошем смысле этого слова. Он был профессором английского языка в Университете Харпер-Лейн и знал о литературе больше других. Но настоящий его талант заключался в том, что он знал самые ужасные шутки на всем белом свете. Каждый вечер он рассказывал мне что-то ужасное.
– Что можно найти на кухне у Чарльза Диккенса? – Он похлопал себя по ногам, изображая барабанную дробь, и закричал: – «Лучшее из тимьяна, худшее из тимьяна»[8]!
Я закатила глаза, хотя это была самая смешная шутка, которую я когда-либо слышала.
Он подошел ко мне и поцеловал меня в лоб.
– Спокойной ночи, Мэгги. Земля вертится, потому что твое сердце бьется.
Каждую ночь, лежа в постели, я слушала, как Кельвин играет у себя в комнате. Он всегда засиживался допоздна. Он либо слушал музыку, либо делал уроки, либо проводил время со своей девушкой Стейси. Я всегда знала, когда она была у нас, потому что она хихикала, как безумно влюбленная девчонка. Они встречались уже так долго, что даже носили кольца обещания, которые связывали их навеки.
Около одиннадцати вечера я просыпалась и слышала, как Шерил на цыпочках выскальзывает из дома, к своему парню Джордану. Джордан был классическим плохим парнем, о которых я читала во многих книгах. Шерил было лучше всего без него, но я не могла сказать ей об этом. Даже если бы и могла, она не стала бы меня слушать.
За последние годы каждый из членов моей семьи нашел определенный способ обращения со мной и моим молчанием. Кельвин стал одним из моих лучших друзей. Они с Бруксом проводили со мной много времени. Мы играли в видеоигры, смотрели фильмы, которые нам нельзя было смотреть, и раньше всех находили лучшую музыку на свете.
Мама закрылась от меня, когда поняла, что я больше не буду говорить. Она уволилась с работы, чтобы обучать меня на дому, но в основном говорила со мной только о том, что было связано с учебой. По правде говоря, мне казалось, она винила себя в том, что со мной произошло. Ей было сложно видеть меня каждый день, и поэтому она возвела между нами стену. Она не знала, о чем со мной говорить, поэтому через некоторое время ей стало очень тяжело общаться без слов. Иногда, когда я заходила в комнату, она выходила из нее. Но я ее не винила. Увидев меня, она вспоминала, как много лет назад не заметила, что я выскользнула из дома, чтобы встретиться с Бруксом. И ей было больно смотреть на меня.
7
«Теория Большого взрыва» (
8
Аллюзия на «Повесть о двух городах» Чарльза Диккенса. («Это было лучшее изо всех времен, это было худшее изо всех времен».) Слово «thymes» (тимьян,