— Хорош! Нечего сказать! — сердито кричит Антонио. —Благородный ди Гуаско ночует у моря, будто бездомный пес! Ищу тебя со вчерашнего вечера. Облазил всю Солдайю. Пил?
Сын молчит, что он может сказать отцу?
— Пойдем в город. Есть новости. Скажу — одуреешь.
Они прошли сквозь густые заросли можжевельника, вышли на неровную, каменистую дорогу. Отец начал разговор:
— Болтаешься черт знает где, хозяйство бросил, дела стоят. Надумал жениться, да, видно, кишка тонка. У невесты был?
— Где теперь невеста? — грустно проговорил Теодоро.
— Где! Где! Уж несколько дней, как дома. Об этом знает весь город, только один жених, длинноухий ишак, спит на камнях у моря.
— Неужели нашлась, отец?
— Говорят тебе — давно дома. Идем сейчас туда.
— Не может быть, чтобы в городе знали. Я все эти дни в Солдайе и...
— Люди еще не знают, это я так сказал. Я случайно узнал... Из Кафы письмо получил: видели там Ольгу с отцом вместе. Но не это главное. Слушай — в Кафе заваривается страшная каша. Эти голодранцы снова поднимают голову. Помнишь, когда-то я рассказывал про капитана Леркари? Так вот он опять мутит народ. Я готов взять дьявола в свидетели, одноглазый ди Негро вместе с ним. Вчера масарий Феличе из Кафы прислал нам своего человека. Они с Антониото ди Кабелой просят у нас помощи. На кафинских стипендариев надежды нет — они могут пойти за капитаном. Но страшно, сынок, не это. Тот самый Сокол, что разграбил наше Скути, хочет привести на помощь Леркари своих разбойников. А их там ни много ни мало полтысячи душ.
— Откуда все это узнали?
— Будто бы от хана. У того, верно, в ватаге есть свой шпион. Так вот, сразу же после свадьбы соберем сотню надежных парней из наших слуг, и ты поведешь их в Кафу на помощь консулу. Не дай бог верх возьмут мятежники — тогда нам здесь крышка. Ачеллино давно точит на меня зуб, а его дружок Христофоро — знаешь сам...
Никита Чурилов принял гостей не особенно приветливо. Антонио сразу это почувствовал.
— Мы пришли вас поздравить, синьор Никита, с большой радостью,— сказал Теодоро, снимая шляпу.— Говорят, синьорина Ольга дома!
— Да, слава богу, дочь моя нашлась.
— Где она? Мы хотим видеть нашу невесту,— весело произнес старый ди Гуаско.
— Послушай внимательно меня, синьор Антонио,— заговорил Никита.— Очень жаль мне, виноват я перед тобой, но только Ольга, дочь моя, женой другого обещала быть. Я против желания ее пошел. Моя вина, и отвечать мне. Так получилось... Пусть сын твой ищет себе другую невесту.
— Ты давно знаешь меня, синьор Никита! — злобно и громко сказал Антонио. — И, давая мне слово, ты думал о том, с кем должен породниться. Раз ты согласился, мало того, сам навязался со своей дочерью,— значит, слово свое сдержать должен. Я требую, слышишь ты, требую этого! Или мы породнимся, или одному из нас не жить на этих берегах.
— Зачем грозишь мне? Добром ладить давай.
— Какое добро может быть тут? От меня не жди его. Или отдавай нам дочь свою, или ей, да и всей семье твоей жизни не видать. Запомни это. Подумай. Сам за ответом приду.
С вечера разыгрался шторм. Ветер со свистом проносился между зубцами консульского замка, широкое алое полотнище, с красным крестом посредине, билось на древке.
К ночи буря усилилась. В цитадели закрыли все окна, затопили камины. Консул Солдайи Христофоро ди Негро и нотариус Гондольфо закрылись в кабинете. Антонио ди Гуаско с сыновьями по-прежнему не обращали внимания на приказы консула и делали все, что им вздумается. После возвращения Гондольфо консул дважды жаловался на самовольников в Кафу и в конце концов получил приказ не беспокоить ди Гуаско, Было ясно, что консул Кафы подкуплен. Сегодня ди Негро решил написать жалобу в Геную, протекторам Банка. Он неторопливыми шагами ходит из угла в угол комнаты и диктует нотариусу.
— «Светлейшему и превосходительному Совету святого Георгия высокой общины Генуи». Написал, Гондольфо?
— Дальше, синьор консул, дальше. Вы не думайте, что я пьян.
— Только не напутай... Голову сниму! «Светлейшие господа! В прошлом я написал вам о здешних трудностях в надежде на то, что консулы, масарии и официалы Кафы проявят достаточную заботу об ограждении нашего достоинства и чести...»
— Подождите, синьор. Вышли все чернила. Я разведу мигом...
Якобо скучает в верхнем этаже замка. В последнее время ди
Негро часто проводит с сыном свободные вечера, и Якобо рад этому. Вот и сегодня отец обещал рассказать о странах, где он побывал, и юноша с нетерпением ждет, когда отец освободится. Он то и дело подходит к люку и, приоткрыв его, слушает. Консул все еще диктует.
— «...Скажу о подкупах,— слышит Якобо слова отца.— В Кафе они установили порядок отличать солдайских стипендариев и аргузиев в зависимости от услужливости себе и делают это в такой форме, что страдает авторитет консулов. Подкупами и большими подарками, сделанными в Кафе, главари Андреоло ди Гуаско и Николо ди Турилья отменяют приговоры, вынесенные в Солдайе, во вред светлейшему Совету. Подкупами лиц, не брезгующими средствами в добывании денег, они стараются унизить солдайских консулов. В деревне Скути ди Гуаско самолично творят суд. Зло умножая злом, они установили виселицы и позорные столбы...»
— Синьор консул, мы ведь тоже установили виселицы и позорные столбы. Там, на холме.
— Молчи, Гондольфо. Мы посылаем на виселицу согласно закону!
— Вы думаете, несчастным повешенным от этого легче?
— Болтаешь глупости! Пиши дальше. «Рассчитывая на безнаказанность, они недавно обошлись непозволительно с моим кавзлерием и аргузиями».
Раздался стук в дверь. Консул снял засов и увидел аргузия Скароци.
— Синьор консул, у ворот крепости стоит человек. Он из Кафы, от капитана Имени не сказал. Просит впустить.
— Он один?
— Со слугой.
— Впусти.
Скароци подбежал к воротам и дал знак. Двое всадников въехали в крепость.
Спустя пять минут один из них стоял перед консулом.
— Эвива, синьор Христофоро! — воскликнул вошедший.
— О Батисто! Видно, важную весть ты принес мне, если решился в такую погоду бросить свою таверну. Садись, говори. Не смущайся, Гондольфо — свой человек.
— Ачеллино вчера ночью вернулся,— неторопливо произнес Батисто.
— Он в Кафе?
— Его трирема под другим именем стоит на внешнем рейде. Невольники согласны выступить на стороне капитана.
— Когда он думает начинать?
— Четырнадцатого сего месяца осенняя ярмарка. На второй день ярмарки.
— Что я должен сделать?
— К сожалению, о замыслах капитана стало известно во дворце. Ди Кабела многого не знает, но на всякий случай готовится. Мы узнали, что он просил у Антонио ди Гуаско двести человек, и тот обещал послать их. Завтра и вы получите приказ — по нему должно набрать из жителей Солдайи сотню ополченцев, вооружить их и послать на помощь Кафе. Леркари просил вас сообщить консулу Кафы, что ополченцы будут посланы.
— А на самом деле их не посылать?
— Наоборот, надо поспешить с набором ополченцев и отправить с надежным командиром в Кафу и непременно раньше людей, посланных от ди Гуаско. Мы знаем, что к вам приедет вельможный человек. Он будет следить за выполнением приказа и поведет ополченцев в город. Ваш командир должен остановить отряд на отдых в лесу и убедить официала ехать в Кафу.
— После этого возвратиться обратно?
— Да нет же, синьор консул. После этого надо дождаться людей ди Гуаско и вступить с ними в бой.
— Ловко! — воскликнул консул.— Но только...
— Знаю, что вы хотите сказать. В случае, если наше предприятие не удастся, командиру легко оправдаться — он скажет, что принял людей ди Гуаско за разбойников Сокола. Этому поверят.