- Разбойники? — спросил Беклемишев.
- То и дело, что нет,— и тут Никита рассказал боярину о ватаге.
Вспоминаю я. Мне Иван Рун говорил о какой-то ватаге.. Может, это о них и есть. Пошли-ка за ним.
Вскорости пришел воевода.
— Иван, вспомнил я твои речи о какой-то ватаге. Кто у них атаманом-то?
— Василько Сокол, боярин. Был я у них. Просил не забывать. Скажи, говорит, послу, что совета ждут русские людишки.
— Давно ли живут здесь?
— С весны.
— И долго ли думают тут быть?
— Собирается ватага в зиму перебраться на Дон. Здесь им все равно не место,— пояснил Никита.
— На Дон, говоришь? Это дело! Про вольный город Кафу — еще как бог велит, а на Дону эта ватага как сгодится. Ведь недаром я сюда приехал, не напрасно у хана шерть на дружбу взял. С весны, я думаю, Иван Васильевич по Орде ударит. Ежели Сокол с ватагой будет на Дону...
— Понял мысли твои, боярин. Тогда, стало быть, ватагу надо осброить как следует.
— Своевольно из казны, доверенной мне государем, я тебе деньжат оставлю, а ты купишь для ватаги оружие да тайно им и передашь.
— Сделаю, боярин. Знаю, против извечного врага русского поднимется эта сброя, я еще и из своей казны денег людишкам дам. Скажи государю — ватагу на Дон сам провожу.
— Хорошо бы с атаманом поговорить,— сказал боярин,— условиться, штоб ватагу на Дон не вел.
— Позволь, боярин, Сокола того найти немедля? — предложил Рун.
— Где ж ты его найдешь?
— Ужо найду,— и Иван выбежал из покоев.
Ждали недолго. Открылась дверь, и Рун ввел высокого парня с копной русых волос на голове:
— Вот он.
— Ой, брешешь, Иван,—проговорил Чурилов.—Это же твой конюший, что ко мне приезжал. Где же Сокол?
— Я Сокол,— просто произнес Василько,— здравствуйте, Никита Афанасьевич, и тебе, боярин, доброго здоровья желаю.
«Ишь, как гордо смотрит,— подумал Чурилов, глядя на Василька,—в пояс не кланяется, стервец, несмотря што перед боярином стоит. И красив опять же. И впрямь Сокол!»
То ли хмель разгорячил купца, то ли гордый, смелый вид атамана, он встал, подошел к Соколу, взял его за руку, подвел к Беклемишеву и тяпнул, словно топором рубанул:
— Прошу любить и жаловать, боярин. Мой будущий зятек! Сам не знаю, где снюхались. Потому он и здесь — невесту свою искать прискакал. Нашел ли?
Василька от этих слов в пот ударило. Растерялся, не поймет — правду говорит купец или издевается. Выручил боярин:
- О тебе мы сейчас речь вели. Слышал я, будто со-вета моего твои люди просили?
— Было такое. Сейчас вроде бы сами путь нашли.
— На Дон потянуло?
— Там будет видно. Не век же в горах прятаться.
— Надумали мы ватаге помочь. Никита Афанасьевич купит вам оружия, сколько надобно, одежды, провианту. Возьмешь?
— За что такая милость?
— А ты не гордись! — крикнул Беклемишев.— Кто же окромя нас вам поможет. И на Дон проводим. Если все будет слава богу, через годик, а то и ранее я к тебе погостить приеду. Примешь?
— В гости-то я тебя приму, боярин, только не забывай, что земля там вольная. А ты, поди, людей ловить заставишь?
— Заставлять ничего не буду. А совет, который вы просили, дам. Может, Орду Золотую по спинке погладить, может, хана крымского обнять за шею. Придет пора и татарам за их злодеяния рассчитываться. Вот тогда и ваш черед придет. Уразумел?
— Уразумел, боярин,— радостно ответил Василько.— На Орду любой из ватажников пойдет немедля. Только скажи.
— Стало быть, сброю покупать? — спросил Чурилов.
— Покупай, Никита Афанасйевич.
— Про зятька ты, Никита, пошутил или как? — спросил посол.
— Сватов, правда, он ко мне не засылал, но знаю, што родиться со мной хочет. И я вроде бы не прочь.
— Неужто на Дон Ольгу отпустишь?
— До зимы время есть. Договориться мы еще успеем,—ответил Никита уклончиво. Потом повернулся к Соколу, строго сказал: — Иди во двор, жди, может, встретишь суженую.
...Скрипнули ворота. Во двор вошла Ольга. Часто забилось сердце, ноги сами понесли ей навстречу.
Девушка, увидев Сокола, на миг растерялась. А в следующее мгновенье она кинулась к нему, прижалась к милому, пряча на «его груди пылающее от счастья лицо...
$ * *
После беседы с послом Василько стал будто другим человеком, словно поднялся на какую-то высокую гору и мир перед ним раздвинулся. Дали, которые раньше были туманными и смутными, теперь неожиданно прояснились. Из слов посла и Никиты Василько понял, что Москва собирает и копит силы, чтобы ударить на извечны < врагов Руси — ордынцев и сбросить с себя татарское иго. И ватага я его для святого дела, видать, Москве очень пригодится. Плохо ли этому делу послужить! И главное, сброю посол обещал дать, казну. «А боярин хитер. Воли вашей, говорит, не тронем. Врет, поди!»
Слова купца о сватовстве и радовали и удивляли одночасяо. Шутка ли — сбудется то, о чем мечталось столь много. И опять же больно круто повернул купец. Не иначе какую-то хитрость задумал...
Эти мысли волновали атамана, не давали спать...
Для Беклемишева настала пора творить торговое посольство. Прихватив с собой Никиту Чурилова, боярин пошел к консулу во дворец и пробыл там чуть не целый день. Разговоров было много: дело оказалось очень сложным.
Прошлой осенью нежданно-негаданно, ночью, в дом купца Степана Васильева ворвались фряги, связали Степанку руки и ноги, потом кинули в тюрьму. Туда же вскорости бросили Гридку Жука, избитого до полусмерти за сопротивление. К утру в крепости оказались и другие купцы, которые понаехали в Кафу из Руси. От них узнал Степанко, что товары и все добро в домах купцов фряги забрали, трех или четырех хозяев, пытавшихся оборонить себя, убили на месте. Гридка Жук так в тюрьме и помер.
Целый год томились московские гости, не зная за собой никакой вины. Тяжко терпеть неволю виновному, но вдвое тяжелее быть в полном неведении. Никто из купцов до самого последнего дня даже и не догадывался, за что посажен.
По этому-то неправому делу и встретился русский посол с консулом Кафы.
Позднее толмач Шомелька, приглашенный вызволенными из тюрьмы купцами, рассказывал в подробностях о том, как происходило посольство.
Шомелька расписывал прием послов, похвалы, коими осыпали посольство фряги, запомнил наизусть. Кто кому поклонился, кто кого возвеличил — передавал до тонкости. Но купцы люди деловые. Им суть подавай.
— Не томи мелкотой! — кричат.— О торговле что говорено было?
— Што боярин сказывал?
Шомелька подумал малость и о другом речь повел:
— ...И тут боярин свет Никита Василии говорит: «Синьор консул! У нас на Руси ведомо, что народ ваш торговлю вести большой мастер. Позволь мне в этом усомниться».
— Правильно! С фрягами только так и говорить,— поддакивают купцы,— им на горло наступить надо!
- Консул, конечно, грудь колесом, — «как, мол, так — усомниться?»— «А пошто пути торговые из Руси, из земли Московской ггноряете? С кем вам осталось торговать, как не с нами?» — «Синьор посол ошибается,—это, значит, консул говорит,— ворота нашего города всегда открыты для русских гостей».
А боярин на своем стоит. «Идучи сюда, видел я, на воротах крепости начертаны слова: «Будьте здоровы и пребывайте с богом, гости Кафы». Столь мудрый девиз мил сердцу каждого купца, одначе вам грешно, написав его, делать все по-иному. В минулом піду невинно многих гостей наших у вас побили и пограбили, а
- Гридка Жук в застенке от побоев помер».
— Помер Гридка, царство ему небесное,— вздохнув, произнес іспанко и перекрестился.— Ну, дальше говори.
- А какая на них вина, никто не знает?» — спросил боярин.— «Как никто не знает? — консул взял со стола письмишко и говорит:— Давно через толмача Иванчу мы государю вашему про вину купцов сообщили».