бы сейчас с Саипом, если бы не джигиты Кучака да не крымское войско. Казанцы живо бы выгнали Саипа из Казани.
Дело к тому и идет, не зря хану так скоро понадобился ум мурзы.
Хан открыл дверь, крикнул:
— Во все ворота города передайте мое слово: как приедет мурза Кучак, пусть немедля идет ко мне!
Последняя предутренняя звездочка погасла над лесом. На дорогу незаметно вышел рассвет.
Мурза Кучак едет впереди, за ним джигиты.
Скоро с востока поднялось сияющее солнце — и показалась Казань. Город раскинулся вдоль высокого холма. В отблесках солнечных лучей минареты пылали, будто свечи. К небу поднимались столбики дымков. Над рекой Казанкой угрюмо возвышались темно-красные стены крепости. Широченные круглые башни с воротами стояли на страже города.
Около Муралеевых ворот остановились. Группа джигитов выехала вперед, всадник постучал в ворота черенком нагайки.
Окно открылось, грозный голос спросил:
— Кто?
— Мурза Кучак! — выкрикнул всадник, и ворота тотчас открылись. Стражник, когда мурза проезжал мимо, приложил руку к голове и груди. Кучак натянул поводья.
— Слово хана, да продлит аллах его могущество.
— Говори.
— Саип-Гирей в великом гневе. Три дня ищут тебя по его воле и не могут найти. Поезжай в его дворец немедля. Так повелел великий и несравненный.
Мурза хлестнул коня и поскакал ко дворцу хана.
У входа во дворец мурзу встретил его сын Алим,или Кучак-ог- лан, что означает младший. Во время отъездов отца Алим оставался за нуратдина, хотя хан не доверял ему ни важных поручений, ни больших тайн.
Сойдя с коня и отослав джигитов, мурза, не ожидая обычных приветствий, спросил:
— Зачем так скоро стал я нужен хану?
— Хан в тревоге и не говорит причину гнева,— ответил Алим.
— Что-нибудь случилось?
— Из Бахчисарая прибыл Сафа-Гирей и привез печальную весть: крымский хан Магмет-Гирей убит.
— Кого великий султан поставил вместо него?
— Саадет-Гирея.
Мурза плюнул и зашагал медленно в сторону дворца.
— Тебе пора быть умным, Алим. Даже малый ребенок, зная все, что ты сказал мне сейчас, понял бы причину тревоги хана.
— Только аллах знает, что на уме великого.
— Думать надо! Разве ты не знаешь, что Магмет-Гирей и наш повелитель Саип-Гирей — братья, рожденные одной матерью, второй женой хана Менгли, да будет мир с ними обоими.
— Знаю, отец.
— А трон Казани держится на копьях крымских воинов.
— Все так думают, отец.
— Но теперь Магмет убит, и ханом в Крыму стал Саадет. Теперь он распоряжается войском, которое держит трон.
— Но Саадет тоже брат Саип-Гирея.
— Не совсем. Саадет рожден от третьей жены Менгли, да будет мир с ними обоими, и ненавидит Саипа. Ты понимаешь, почему теперь появился здесь Сафа-Гирей?
— Он... он...
— Он тоже, как и Саадет, рожден от третьей жены Менгли. И я совсем не удивлюсь, если узнаю, что Сафа привез не только весть о смерти старого хана, но и повеление нового о выводе из Казани крымских аскеров. Ты видел Сафу?
— Да, отец. Он совсем молод, почти мальчик.
— О, эго хорошо, когда хан молод...
— Ты думаешь Сафа будет ханом?
— На все воля аллаха, сын мой,—сказал Кучак.— Ты дальше не ходи. Иди домой, там увидишь девушку, которую я привез. Прикажи одеть ее в лучшие одежды и жди моего слова.
— Будет так, отец,— сказал Алим и вернулся назад.
Хан Саип-Гирей лежал в кофейной комнате и грыз янтарный мундштук кальяна. В комнату вполз слуга и, уткнув голову в пыльный ковер, проговорил глухо:
— Мурза Кучак просит позволения предстать перед гобой.
— Пусть войдет! — крикнул хан и сел на подушки.
Мурза вошел твердым шагом, остановился посреди комнаты, низко склонив голову.
— Дошло до меня, великий хан и справедливый повелитель, что ты хотел видеть своего слугу. Я здесь, и да будет славно в веках твое имя.
Гирей сидел молча и руки для поцелуя, как он это делал обычно, не протягивал. Лицо его было мрачно и недовольно. Наконец он заговорил, как бы про себя:
— Когда в ханстве мир и благоденствие и когда дела ханства, словно лодку, идущую по течению, вести легко и просто — мои слуги надоедливо путаются под ногами и день и ночь. Они непрестанно мелькают перед глазами, и тогда я знаю, что вокруг все спокойно. Но настанет миг—и слуг нет. Они исчезают, прячась по углам, и гогда знай, ведущий лодку царства, что впереди пороги и водопады, что скоро с небес грянет гром.
— Клянусь аллахом — я не из их числа! — воскликнул мурза.— Если бы я знал, что моему повелителю грозит беда, я не отошел бы ни на шаг от его дворца. Но неделю назад и сейчас я не вижу причин для тревоги.
— Да?! А ты знаешь, что любимый брат мой убит?
— Все мы поистине принадлежим аллаху, к нему и возвращаемся.
— Но вместо него на трон сел Саадет, и я уже получил повеление отправить все крымское войско из Казани под его руку.
— Может, у Саадета в том нужда есть? Пусть берет войско. У тебя, великий и мужественный, останутся твои верные джигиты. Над ними Саадет не властен, они мои и перервут глотку каждому, кто посягнет на твою священную жизнь.
-—Ия так думал три дня назад. Но сейчас стало мне известно, что на Волгу пришла русская рать в огромном числе и скоро будет под Казанью. Что я сделаю с ней, если крымские воины уйдут от меня? Я верю тебе и твоим джигитам, но разве смогут они оборонить Казань от более ста тысяч русских воинов?
— Ведомо ли тебе, пресветлый, кто ведет русскую рать?
— Сам князь и воевода Вельский...
— Позволь сказать, мой повелитель.
— Говори.
— Вручи свою судьбу всевышнему, и он поможет тебе. Ты говоришь, русская рать многочисленна? Знай, великий, в этом наше спасение.
— Мой ум не постигает твоих слов. Говори яснее.
— Казань выдержит осаду русских, если их ведёт такой нерешительный воевода, как Иван Вельский. Город наш укреплен сильно. Мы продержим русских у стен месяц, и они пожрут вокруг не только траву, но и деревья.
— Ты прав, Кучак. Прокормить сто пятьдесят тысяч человек русские не смогут и уйдут обратно. Тогда я покажу этому кривобокому ишаку, моему братцу Саадету, что смогу удержать казанский трон и без его помощи. Я прославлю свое имя тем, что удержу громадную рать горсткой джигитов.
" — О венец мудрости, выслушай еще один совет. Надо послать гонца к черемисам, пусть они почешут русским спину и заодно узнают, не подвезли ли неверные запасы еды в какое-нибудь близкое к Казани место.
— Ближе Нижнего Базара русским запасы делать негде.
— Все же, великий хан, надо узнать.
Саип хлопнул в ладоши, вошел слуга.
— Позови сюда Япанчу! Есть ли новые вести о русских войсках?— спросил хан, когда Япанча вошел и поцеловал край его одежды.
— Русские сели на лодки и вторые сутки идут к Казани. И еще узнали наши люди—там, где Сура впадает в Волгу, появился Шахали.
Хана словно укололи иголкой. Он вскочил с подушек, подбежал к Япанче и, ухватив его за грудь, притянул к себе.
— Что он там делает?
— С ним много войска. Может быть, они хотят строить крепость. Есть слухи, что там они будут хранить запасы еды и оружия.
— О презренный из предателей, грязнейший и ничтожнейший из них! Он снова встает на моем пути. Если он построит крепость па Суре, то тогда все твои советы, мурза, ишаку под хвост. Мы не выдержим осаду! Ты, Япанча, иди, следи за русскими, чаще доноси мне.
Япанча вышел. Кучак задумчиво глядел в окно на белые груды облаков, теснившихся на голубом небе.
— Что теперь скажешь, мурза Кучак?
— Мой ум бессилен давать дальнейшие советы. Настало такое время, когда решения можно принимать только самому мудрому, самому блистательному уму в ханстве. Говори, мой господин, я слушаю.