— Эм…
Не успел Грей придумать хоть какой-нибудь ответ, как Милт быстрым шагом скрылся в ближайшем переулке, оставив растерянного оборотня один на один со своими мыслями.
«Да уж, не так я представлял свое первое назначение»
Отряхнув сумку от пыли и привычно перебросив ее через плечо, он пошел назад на площадь, подбрасывая кошель в воздухе. В путешествие ему выдали немалую сумму, да и сам он не бедствовал, но дополнительные деньги никогда не бывают лишними. Правда, для меди размер кошеля был как-то мал, а для серебра слишком тяжел. Решив не мучиться догадками, Грей развязал тесьму и удивленно замер.
Полновесные золотые имперские динары, признанные всеми Вольными городами. Несколько десятков, вполне хватит на пару лет безбедной жизни.
«Видимо, Милт по ошибке отдал мне все деньги гильдии. Вот растяпа».
Спрятав кошель в секретный карман куртки, Грей невольно задумался о своем новом знакомом. Откровенно говоря, Милт производил неважное впечатление — подобно большинству артефакторов, он, кажется, был страшно рассеянным и не интересовался ничем, кроме своей работы. Вероятно, его назначили управлять отделением гильдии из-за высокого магического ранга, но… прохудившаяся крыша, дикая кухарка, отсутствие нормальной охраны — отличное управление, ничего не скажешь.
«К счастью, это не мои проблемы. Да и его артефакт действительно хорош».
Медный кулон и впрямь ограждал оборотня от запахов городских нечистот, позволяя дышать почти полной грудью. И Грей принялся бродить по Килдеру, с интересом посматривая по сторонам, однако видел лишь пустые серые улицы. Лица немногочисленных прохожих застыли, как равнодушные, усталые маски.
Рынок также не принес ничего интересного: почти все места теперь пустовали, а редкие старухи с разложенными на ящиках гнилыми овощами моментально замолкли и злобно уставились на чужака, стоило Грею подойти немного ближе.
Ситуацию усугубляло ласковое весеннее солнце, приятно гревшее кожу и словно призывающее сбросить надоевшую одежду и вырваться за кольцо серых лиц, домов и стен. Вновь ощутить запахи леса, услышать шелест листьев и напиться из звонкого ручья.
Оборотень тихо зарычал сквозь сжатые зубы, из-за чего проходившая мимо молодая парочка поспешно перешла на другую сторону улицы.
«Тихо, спокойно. Улечу на этом самом „Верном“ следующим утром, хотя бы смогу нормально дышать».
Тяжело вздохнув, Грей поискал глазами Лиру, но ее место пустовало. Единственным официальным торговцем оказался опрятный широкоплечий мужчина с аккуратной седой бородой. От скуки оборотень решил посмотреть на его товар.
На потемневшем красном бархате в несколько рядов были выложены разнообразные кинжалы с лезвиями всевозможных форм. Кузнец украсил некоторые рукояти серебром, золотом и драгоценными камнями. Такие клинки были плохо сбалансированы и, даже несмотря на хорошую сталь, не годились в качестве оружия — владельцы просто использовали их в качестве украшения, подчеркивая свое право открыто носить оружие.
Грея куда больше заинтересовало оружие без украшений: пара черных кинжалов с серповидными лезвиями и кольцом на рукояти, куда продевались пальцы. Отличный клинок для любителей перерезать жертве горло одним точным вспарывающим ударом. И большой нож, больше походящий на тесак. Массивное лезвие с серебряным покрытием, крохотная защитная руна в рукояти из кости с выжженным девизом на неизвестном языке. Излюбленный выбор охотников за нечистью — мало какой вурдалак способен пережить десять дюймов серебра у себя в башке.
— Приветствую, странник. — От доброжелательной улыбки старика потеплело на сердце. Его лицо совсем не походило на серую маску. — Какими судьбами в Килдере?
— Работа. — Грей неопределенно повел плечами и поспешно добавил. — У вас отличный товар. Хватает покупателей?
— Времена нынче неспокойные. Люди хотят быть готовыми к опасности.
— Правильное намерение. — Оборотень поискал взглядом что-нибудь покрупнее кинжала, но не нашел. Серебряный тесак оказался самым большим оружием. — Почему вы не торгуете мечами?
— Для этого нужно специальное разрешение. К тому же в последнее время мне проще работать с небольшими предметами. — В голосе продавца проскользнуло сожаление. — Годы берут свое.