…и это значит, отец тоже не в себе, потому что Вентворт никогда не пошел бы в такую даль кроме как за взятку. Не тот он ребенок, чтобы ему нравилось хоть где угодно, если там нет сластей.
Это твоя вина.
Мысль обдавала холодом, словно кусок льда у нее в мозгу.
Это твоя вина, потому что ты не так уж его любила. Он появился, и ты больше не младшая, и ты вынуждена везде и всюду таскать его за собой, и ты все время желала — разве нет? — хоть бы он испарился.
— Неправда, — шепотом сказала Тиффани. — Я к нему… совсем не плохо…
Но и не совсем хорошо относилась, признай. Особенно время от времени. Он не умел нормально играть, и никогда не делал то, что ему говорят. Ты думала, что было бы лучше, если б он вообще потерялся.
И все равно, — добавила она мысленно, — невозможно все время относиться хорошо к тем, у кого постоянно текут сопли. Все равно… хотела бы я знать — а что, если…
— Я хотела бы, чтобы мой брат нашелся, — сказала она громко.
Никакого результата это не дало. Но в доме полно людей, которые открывали-закрывали двери, звали, мешались друг у друга на дороге… а Фигглы, похоже, были застенчивы. Хотя у многих лица напоминали выглядывающий из рыжих волос кулак.
Не «хоти чтобы», говорила Мисс Тик. Делай.
Она спустилась в нижние комнаты. Здесь были даже несколько женщин, что пакуют шерсть на стрижке. Сейчас они сгрудились вокруг ее матери, которая сидела, плача, возле стола. Тиффани никто не заметил. Так часто случалось.
Она проскользнула в маслодельню, тщательно прикрыла за собой дверь и нагнулась, всматриваясь в темноту под мойкой.
Дверь с треском распахнулась, вбежал отец. Он остановился посреди комнаты, а Тиффани взглянула на него снизу вверх, как застуканная на месте.
— Дочка, не может его там быть! — сказал он.
— Ну, э… — сказала Тиффани.
— Наверху смотрела?
— Даже на чердаке, пап.
— Ну… — отец явно был и в панике, и в раздражении. — Иди… делай хоть что-нибудь!
— Хорошо, пап.
Когда дверь за ним захлопнулась, Тиффани снова заглянула под мойку.
— Жаба, ты там?
— Ужасное убожество и нищета в смысле поживы, — ответил жаба, выползая. — Ты там чистоту развела, хоть бы паучишко какой.
— У меня серьезное дело! — резко сказала Тиффани. — Мой младший брат пропал. Средь бела дня! На ровном месте, где вокруг все на несколько миль видно!
— Ой, квак твою… — сказал жаба.
— Пардон? — сказала Тиффани.
— Э… я позволил себе выразиться по-жабьи, — ответил он. — Прости, но…
— То, что творится, это связано с колдовством? — сказала Тиффани. — Связано, так?..
— Надеюсь, что нет, — ответил жаба, — но думаю, что да.
— Эти человечки украли Вентворта?
— Кто, Фигглы? Они детей не воруют!
Что-то было такое в том, как жаба это сказал: «Они детей не воруют»…
— Ты знаешь, кто забрал моего брата, так? — требовательно спросила Тиффани.
— Нет. А вот они могут знать, — сказал жаба. — Послушай, Мисс Тик меня предупреждала, что тебе совсем не следует…
— Моего брата украли, — проговорила Тиффани жестко. — Ты намерен сказать мне, чтобы я ничего не делала?
— Нет, но…
— Вот и хорошо! Где сейчас Фигглы?
— Убрались и затаились, полагаю. Тут ведь розыски, в конце концов, полно народу, но…
— Как их вызвать? Они мне нужны!
— Эмм, Мисс Тик сказала…
— Как их вызвать?
— А… Так ты действительно хочешь их позвать назад? — проговорил жаба с похоронным видом.
— Да!
— Такое желание просто редко у кого возникало, — сказал жаба. — Они ведь не то, что домовые. Если у вас в доме завелись Нак Мак Фигглы, обычно лучшее средство — съехать. — Он вздохнул. — Скажи, твой отец — человек пьющий?
— Пиво иногда, — сказала Тиффани. — При чем это здесь?
— Только пиво?
— Ну, мне полагается не знать про то, что называется Особое овечье Наружное. Бабушка Болит обычно готовила его, в старом коровнике.
— Крепкая вещь, да?
— Разъедает ложки, — сказала Тиффани. — Это для особых случаев. Женщинам его нельзя, отец говорит, от этого на груди растут волосы.
— Тогда, если хочешь быть уверена, что Нак Мак Фигглы объявятся, принеси это, — сказал жаба. — Сработает, поверь мне.
Через пять минут у Тиффани все было готово. Мало что можно спрятать от ребенка, который не ведет себя шумно и не страдает плохим зрением, поэтому она знала, где бутылки хранятся, и добыла одну. Пробка вбита через тряпку, но это была старая пробка, и ее можно подковырнуть и вытащить концом ножа. От Наружного духа у Тиффани слезились глаза. Она собралась налить золотисто-коричневой жидкости в блюдце.