— Не знаю, не знаю, — простонал жаба. — Прошу прощения, напомни, о чем у нас шел разговор?
— Я имела в виду, чего пиктси от меня сейчас хотят? Что мне надо делать?
— О, я думаю, все обстоит несколько иначе, — сказал жаба. — Ты келда. Ты говоришь им, что надо делать.
— Почему нельзя Фион быть келдой? Она же пиктси!
— В этом вопросе ничем помочь не могу, — сказал жаба.
— Тррребуются ли мои услуги? — проговорил кто-то возле уха Тиффани.
Она повернула голову. На одной из галереек, что тянулись вдоль стен пещеры, стоял гоннагл Вильям.
Вблизи было заметно, что Вильям отличается от остальных Фигглов. Его волосы выглядели опрятнее и были стянуты в пучок на затылке. Татуировок намного меньше. Речь тоже иная — четче и неторопливее, а «р» звучало раскатисто, как барабанная дробь.
— Э-э, да, — ответила ему Тиффани. — Почему нельзя Фион быть келдой здесь?
Вильям кивнул и проговорил вежливо:
— Разумный вопрос. Ведаешь ли, келде неможно выходить за собственного брррата. Ей следует отбыть в дрррругой клан и выйти за воина там.
— А почему воин из другого клана не может сам прийти сюда?
— Потому, что здешние Фигглы не знают его. Не получит он здесь прррризнания. — Это слово у Вильяма раскатилось, будто горная лавина.
— О. А насчет… Королевы? Тебя перебили, когда ты хотел о ней что-то сказать.
Вильям посмотрел на Тиффани в замешательстве.
— Не думаю, что поведать могу …
— Я сейчас келда, — проговорила она сухо.
— Айе. Что ж… Была пора, когда мы жили в мире Королевы и служили ей, пока не стала она столь холодна. Но нас она обманула, и мы стали прррротив. То было темное время. Она не жалует нас. Это все, что я скажу, — закончил Вильям.
Тиффани смотрела на Фигглов, которые то скрывались в комнате келды, то появлялись оттуда. Что-то там происходило.
— Ее похоронят в ином конце кургана, — сказал Вильям, не дожидаясь вопроса. — Рядом с другими келдами клана сего.
— Я не думала, что все будут держаться так… тихо, — проговорила Тиффани.
— Она им была матерррью, — ответил Вильям. — Сейчас им не до шума. Слишком полны их серрррдца. В должное время, чтобы помочь ей воротиться в край живых, мы тризну станем справлять. И не тихо то будет, верь моему слову. Спляшем Пять-Сотен-да-Дюжинную Пляску под песнь «Меж Адвокатов Дьявол», и станем пить и пировать, и скажу тебе — у моих племянников гудёж в голове будет величиной с барана. — По лицу старого Фиггла промелькнула короткая улыбка. — Но сейчас каждый поминает ее молчаливо. Мы горюем не по-вашенски, ты ведаешь. Горюем не об ушедших, а об оставшихся.
— А тебе она тоже была мать? — спросила Тиффани негромко.
— Нэй. Сестра. Она не рекла тебе — уходя в новый клан, берет келда нескольких братьев с собою? Быть одной средь незнакомцев — слишком тяжко сердцу. — Гоннагл вздохнул. — После супружества, конечно, клан полнится ее сынами. Тогда не так уж одиноко сердцу келды.
— Но твоему, должно быть, одиноко, — сказала Тиффани.
— Ты быстра на догадку, — проговорил Вильям. — Я последний из тех, кто пришел с ней. Как останется позади дело нынешнее, стану просить будущую келду, чтоб не поминала лихом — вернусь я в горы. Здесь край хорош и плодороден, и славен клан племянников моих. Но умереть я хочу среди вереска, где рррродился. Минуту, Келда… — Он отошел и затерялся среди теней кургана.
Тиффани вдруг захотелось домой. Может, ей просто передалась грусть Вильяма, но теперь Тиффани чувствовала себя словно запертой в кургане.
— Надо выбираться отсюда, — пробормотала она.
— Правильное решение, — сказал жаба. — Тем более что тебе нужно искать место, где время не сходится.
— Да как же я буду его искать? — проскулила Тиффни. — Время нельзя увидеть!
Она высунула руки наружу через нору-вход, подтянулась и вылезла на свежий воздух…
Дома на ферме были большие старинные часы, время на них подводили раз в неделю. То есть, когда отец ездил на рынок в Мережкины Ручьи, он смотрел на стрелки тамошних больших часов. А вернувшись домой, ставил стрелки на своих часах в то же положение. В общем, это все равно было просто для красоты. Все определяли время по солнцу, а солнце не спешит и не отстает.
Сейчас Тиффани лежала среди старых терновых кустов, их листья неумолчно шуршали под ветром. Курган был как островок среди бесконечной травяной глади, поздние примулы и даже пара-другая потрепанных цветов наперстянки росли в укрытии под корнями терновника. Передник Тиффани валялся на земле неподалеку, где она оставила его прежде.