Она прошлась вокруг Тиффани.
— Так все это грустно. В собственных мечтах ты сильная, разумная, логичная… такой человек, у которого при себе всегда есть моток шнурка. Но все это лишь попытка оправдать себя в том, что ты лишена истинной, настоящей человечности. Есть мозг, но нет сердца. Ты даже не плакала, когда умерла Бабушка Болит. Чересчур много ты думала, и теперь твое думание тебя подвело. А я думаю, что лучше для всех будет, если сейчас я просто тебя убью, как считаешь?
Найди камень! — кричал Третий Помысел. — Ударь ее!
Тиффани осознавала присутствие других фигур в сумраке. Кто-то с летней картинки, а еще дрёмы, Безглавец, Шмелиные Тетки.
Вокруг нее изморозь расползалась по земле.
— Думаю, нам тут будет хорошо, — сказала Королева.
Тиффани чувствовала, как холод поднимается вверх по ее ногам. Третий Помысел кричал охрипшим сорванным голосом: сделай что-нибудь!
Следовало мне быть более организованной, монотонно крутилось у нее в голове. Не полагаться на сны. Или… может, следовало быть более человечной. Больше… чувствовать. Но я ничего не могла поделать с тем, что не плакала! Просто… не пришли слезы! И как я могу перестать думать? И даже думать о том, как я думаю, что думаю?
Она видела улыбку в глазах Королевы, и думала: кто из этих думающих — я?
Есть ли вообще настоящая я?
Тучи покрывали небо, словно краска. Заслонили звезды. Это были чернильные тучи замерзшего мира, облака кошмара. Начался дождь. Дождь с градом. Он бил в землю, как пули, превращая почву и дерн в меловую кашу. Ветер выл, словно стая Псов.
Тиффани сумела сделать шаг вперед. Ее ботинки вязли в раскисшем мелу.
— Наконец решили хоть чуточку показать характер? — сказала Королева, отодвигаясь на шаг.
Тиффани попыталась двинуться вперед еще, но ее ничто не слушалось. Она чересчур замерзла и чересчур устала. Она ясно чувствовала, как ее я исчезает, теряется…
— До чего печально закончить вот так, — сказала Королева.
Тиффани упала вперед, в замерзающую грязь.
Дождь шел сильнее, жалил, как иголки, барабанил по ее голове и бежал по щекам, как ледяные слезы. Бил так сильно, что у Тиффани перехватило дух.
Она чувствовала, как холод высасывает из ее тела все тепло. Это было единственное ощущение, что у нее осталось, и еще звенящая музыкальная нота.
Эта нота звучала так же, как пахнет снег и блестит изморозь. Высокая, тонкая, тягучая и безжизненная.
Тиффани не чуяла земли под собой, и в непроглядной тьме не видела ничего, даже звезд. Тучи скрыли все.
Ей было так холодно, что холода она уже не ощущала. И своих пальцев тоже. В ее замерзающий разум еле-еле просочилась мысль: а есть ли я вообще? Или мои мысли — только сон обо мне?
Чернота становилась глубже. Не бывает ночи такой черной, не бывает зимы такой холодной. Сейчас было холоднее, чем в середине зимы, когда ложился снег, и Бабушка Болит пробиралась от сугроба к сугробу, разыскивая теплые тела. Овцы могут пережить снегопад, если у пастуха есть голова на плечах, говорила Бабушка. Снег защищает от мороза, овцы могут выжить в теплых пещерках под покровом сугробов, где ледяной ветер не достает их, проносится поверху, не причиняя вреда…
Но сейчас было так холодно, как в те дни, когда не защищал даже снег, и ветер был как сама чистая стужа, и гнал по мерзлой земле кристаллики льда. Гибельные дни ранней весны, когда начинали ягниться овцы, а зима вдруг, завывая, возвращалась назад…
Тьма была повсюду, лютая и беззвездная.
Одно пятнышко света, далеко-далеко.
Единственная звездочка. Низко. Движется.
Увеличивается в ночи. Делает зигзаги.
Молчание укрыло и укутало Тиффани.
Молчание пахло овцами, скипидаром и табаком.
А потом… началось движение, как будто Тиффани погружалась в землю, очень быстро…
Мягкое тепло и, лишь на миг, рокот волн.
И ее собственный голос проговорил у нее в голове:
Эта земля у меня в костях.
Земля под волной.