— А почему они крепость нашу не испугались? — Юрка впервые не чувствовал себя в безопасности в Москве, о чём пару раз нам обмолвился.
— Думают, скорее всего, что мы или варяжская стоянка, или для торговли место, — прояснил дед вопрос, который мучил и меня, — сам посуди. По виду крепость у нас большая, значит, в ней куча народу быть должна. А его нет! Нас-то они тоже посчитали давно. Да и полей наших для большого населения мало. Значит, думают они, тут варяжская или мурманская стоянка. Они такие делают, иногда. Ставят крепость, оставляют дружину малую для охраны. По весне приходят, и используют постройку как основу для набегов и торговли…
— Передовая база такая получается, так? — перебил я Буревоя, тот согласно кивнул, и продолжил:
— А потому и не хотят они с нами говорить. Думают, мы тут так, для охраны. Вот когда большая дружина придёт — тогда и дела вершить можно. С ней они и будут об условиях договариваться. Ну или просто попытаются нас убить или выгнать из города, и самим за стенами сесть. В нашей-то крепости даже от большой дружины отбиться можно.
— Примем это за основную версию. Значит, они будут атаковать или просто выдавливать…
— А загадили все вокруг — чтобы мы, значит, побыстрее от запаха убежали, — подала писклявый голосок Смеяна.
Все грустно посмеялись, это несколько разрядило обстановку. Но потом все замолкли — ситуация была серьёзная.
— Ладно. Положим, атаку мы отобьём, выгнать себя из города тоже не позволим. Приезда же большой дружины они не дождуться, это факт. Но и сидеть до весны рядом с этим бомжатником что-то мне не улыбается… В таких случаях как словене поступали? — спросил я у деда.
Буревой задумался:
— Ежели сами пришли, никто их не звал, то под руку голова деревни их взять может. Земли выделить, за долю в урожае.
— А если не согласятся на такое? — подала голос Лада.
— Перебить мужиков могли или похолопить. Распродать или под ряд силой загнать, — выдал дед.
— Лис говорил, сейчас рабство в Новгороде не в чести, — вставил я.
— Тогда сложнее. Если по землям новгородским ходили такие пришлые, то Гостомысл тем занимался. Дружину по зиме собирал, и как за мытом шёл — новые деревеньки, что на новгородской земле появлялись, под себя брал. Если словене или кривичи селились. А если чужие забредали, да под руку не шли, и мыто платить отказывались — тогда один путь, в рабы. Таких могли и мурманам продать, и под Новгородом селить… — закончил мысль дед.
— И много таких ты видел? — уточнил я, — Ну, в рабстве да холопстве?
— Нет, — честно признался дед, — пока их словене примучивали, убивали многих, сопротивлялись если пришлые. Баб покрасивше да парней покрепче брали, детей ещё, для услужения и помощи. Стариков и остальных… — дед сделал жест, который показывал, что с людьми, что были бесполезны в качестве рабов и невольников, особо не церемонились, — Мурманы так же делали, свеи. Скандинавы вообще рабов мало брали, только особо крепких…
— …А остальных — в расход, — добавил я.
— Так и было, — подтвердил дед, над столом воцарилась тишина.
Люди, малость отвыкшие от мира за пределами крепости, переваривали услышанное. Мы тут в тепличных условиях живём, а снаружи бушует дикая эпоха раннего Средневековья. По глазам вижу, вспомнили все данов, убийства да грабежи.
— Выходит, если мы по обычаю местному поступить хотим, есть два варианта. Или они под нас пойти согласятся, или чуть не всех в расход, а тех, кто выжил — в рабы, — высказался я, люди за столом продолжали сидеть молча, — Кто за второе — рабов брать? Из тех, кто выживет…
Руку никто не поднял. Пострадавшие от данов люди, чуть расслабившиеся от хорошей жизни в Москве, уподобляться разбойникам не хотели. Хотя право на то у нас было по всем местным традициям.
— Значит, будем под себя их гнуть. Загнём — на землю посадим… А как тогда они жить будут, Буревой?
— А как хотят, — пожал плечами дед, — Гостомысл таким землю давал, наш глава — тоже. Те жили сами, а с урожая ему треть отдавали, или меньше, по-разному. Да на работы их привлекали общинные, тын править, землю общинную обрабатывать, или для дружины дрова да бревна таскать.
— И получим мы под боком абсолютно неуправляемую толпу людей, которая живёт, как хочет, делает, что леший на душу положит, своё уклад соблюдают и на наш болт кладут…
— Это как? — влез с вопросом Юрка.
— Потом объясню. Ладно, пусть даже так. Посидят они, поля распашут где попало, чуть в себя придут, отогреются и отъедятся, посчитают нас внимательно. Поймут к концу лета, что помощи к нам не придёт, и что тогда?