Гость Ладожский особо ерепениться не стал, со всем согласился. Потому вечером, на закате, мы привели его к присяге на Перуновом поле. Кровавый отпечаток на тексте клятвы свободного жителя Москвы, что ещё для корелов разрабатывали, прибавил наше население на одну единицу. Лис с глубоким уважением отнёсся к идолам, и с не меньшей серьёзностью — к процессу перехода под руку Москвы. Фонариком, правда, деду чуть помахать пришлось потом, для закрепления в глазах Лиса божественного одобрения его перехода в новый статус. Мол, приняли боги тебя, будь добр теперь подчиняйся.
Удивлялся, правда, Лис всему. Особенно, когда его на паспорт сфотографировали. Быстрое и точное изображение себя, любимого, на кусочке бумаги привело мужика в полную прострацию, он нас даже в колдунстве заподозрил, но не в злом, а так, среднем. Мы поржали, мол, привыкай, новоявленный гражданин России, тебе ещё винтовку осваивать, как вольному стрелку. Долгов за Лисом нет, потому в крепостные ему не судьба. Оформили пока стажером Государя нового жителя, привыкнет, чуть подучиться — может, и до другой должности дорастёт. А пока запас его серебра выкупили за рубли московские, в дом в первой крепости свободный определили. Из обязанностей у Лиса теперь было ходить за мной, всё подмечать, особо не лезть в процессы, а вот вопросы и предложения свои — готовить неустанно, и доносить их вечерами на общем собрании. Лис был доволен, такой статус и такие перспективы его устраивали.
На следующий день у нас был процесс освобождения из места лишения свободы Святослава. Наши все радовались, поднадоел он песнями своими тюремными откровенно. Оформили необходимые бумаги, выдали одежду и повели на встречу с бывшими его людьми. Самой же большой трудностью пока для нас было одно — понять, чем занять Святослава. Обратно внедрять его к крепостным, получив независимый центр силы в Москве, я не хотел, потому, собственно, не сильно и распространялся о происходящем в городе. Больше о законах наших и порядках рассказывал, да пленного выпытывал о его жизни. В идеале, его надо бы у себя оставить, в нашей половине крепости, и занять чем-то полезным. Причём так, чтобы долг он выплатил быстрее остальных, и окончательно влился в общество Москвы на правах свободного человека. За время, что мы беседовали, я убедился в том, что мужик он цельный, башковитый и волевой, такого надо при себе держать. Как, впрочем, и хитрого Лиса. Тот тоже нам пригодиться, много знает и отличается умом и сообразительностью. Но в отличии от Святослава долга на нём нет. И сейчас бывший канцлер Ладоги откормиться, придёт в себя, и может начать свою игру вести. А оно мне надо? Вот такие мысли в голове были, пока мы к баракам шли.
Встреча с людьми у Святослава вышла бурная. Народ откровенно радовался встрече да с уважением в ноги кланялся бывшему руководителю. Мол, довёл до нового места, как и обещал, и даже больше — вон как жизнь наладилась. Ладимир толкнул речь. Из неё выходило, что храбрый и мужественный Святослав спас всех, но только вот слегка оступился, за что и постигло его наказание. Но старался-то он за общество всё, и теперь они ему благодарны, выходит, практически за всех он пострадал, грудью своей народ свой прикрыл. Я от такого аж присел. По речи Ладимира получается, что посадил я по статье практически политического заключенного, борца за народное счастье и вообще — хорошего человека. Потом, правда, староста крепостных и нам комплимент отвесил, что, мол, справедливо всё решили, и наказание полностью проступку соответствует, а долг — дело наживное, и все это понимают, как и свою вину в его наличии.
Святослав, к моему удивлению, речь ответную по другому построил. Сказал что сам перегнул палку, и правильно сделали, что его посадили, было время подумать над своим поведением да осознать вину. Её он свою видел в том, что вместо переговоров окрысился на нас сразу, да нормальных людей не разглядел, через пелену чёрную, которой взор его затянут был. Бывший «узник лечебницы» добавил, что много ему рассказывали о жизни новой его людей, и что Законы он новые тоже поддерживает и принимает. Я выгнул бровь — это кто же такой разговорчивый у нас? Держислав, сын Святослава, скромно при этом водил ножкой по земле, а Ладимир уставился куда-то в даль. Н-да, вот так и нарушается режим секретности. Финалом были многочисленные крики крепостных о том, что всё правильно Святослав сделал, вывел в место новое, где жизнь лучше стала, да смотреть в будущее можно, не опасаясь за детей и близких. Тут уже и я чуть приосанился — пока «притирались» мы с новыми людьми, сплошные проблемы решали, а тут мне чуть не в лицо заявили о том, как хорошо жить в Москве. Приятно, леший меня задери.