Когда стемнело, по моей команде все перекинули рубильники. Столбы света упёрлись в тучи. Я побаивался увидеть взгляды разочарования на лицах новых людей. Может, они думали, что свет яркий с небес сходит, а не нашими усилиями появляется. Но нет, стоят мужики спокойно, с блаженными улыбками на лицах купаются в лучах света. Это световое шоу я объявил знаком того, что мурманов наши боги приняли под свою руку. Когда свечи угольные перегорели, мы собрали своё барахло и отправились в крепость. По дороге прояснил вопрос с отсутствием удивления и разочарования у новых посвящённых. Всё просто, ритуал-то людьми везде проводиться, а то, что он удался, и есть признание богов. И удивляться тому, что своими руками мы свет тот яркий получили, не след, радоваться надо, что усилия не прошли даром. Ну вроде как крестины в моё время. Вроде таинство мистическое, божественно, однако же не ангелы с небес его творят, а вполне себе земные священники. Вот и тут так.
Отвёл мужиков в актовый зал, усадил за стол и начал говорить:
— Все вы меня часто спрашивали, откуда я взялся. Вот и пришло время рассказать. Родился я почти через тысячу лет от этого момента…
Все внимательно слушали меня, удивления же опять не наблюдалось. В течении трёх часов я кратко изложил свою историю. К окончанию её мои соратники чуть задумались, переваривали слышанное. Первым заговорил Лис:
— Выходит, знаешь ты, что дальше будет?
— Нет. Слишком времени много прошло, не помнят люди о вас, время песком занесло всё.
— И про викингов тоже? — уточнил Торир.
— Про тех мы в книжках читаем, да в кино смотрим, потом расскажу об этом. Но точно всё равно никто сказать не может, как оно было на самом деле.
— И вещи эти, трактора, свет из железки, что на поле Перуновом ставили — оттуда? Из твоего времени? — тихо спросил Святослав.
— Это — да. Много там ещё машин и механизмов стало, и электричество, которым мы идолов освещали, в каждом доме было. Да рассказывать я могу до посинения, и то, наверно, не всё изложу. Потому давайте так. Если есть вопросы — задавайте, но тайно от всех. Не хочу я, чтобы люди о том знали…
— Правильно, — поддержал меня Лис, — такое не каждый сразу поймёт, волховство могут заподозрить.
— Вот-вот. Так что сейчас тут, на словах, пообещайте мне тайну хранить, и только между нами её обсуждать. Игнатьевы остальные знают, но молчать будут. Сигни, Торир, сам расскажешь. Если кого ещё в это посвятить придётся, вместе такое обсудим. Согласны.
Святослав резким и быстрым движением достал нож, распанахал себе руки и протянул мне. Я не остался в долгу — повторил его движения. Остальные поступили также. Над столом образовался сочащийся кровью крепкий кулак из пятерых ладоней. Мерцал свет светильника, отражаясь в окнах и глазах моих соратников.
— Богами и предками клянёмся, — тихо произнёс Свтослав, — что тайна та с нами уйдёт, на пользу всех хранить её станем.
— Клянёмся, — тихо, хором повторили мы все.
Так и появились у меня настоящие новые родные. Не из-за штампа в паспорте, не из дружбы или общих интересов, не по крови. А из-за доверия полного и тайны, что нас с этими мужиками связывала…
Включение мурманов в новый коллектив проходило не то что сложно, скорее, постепенно. Особых проблем не было, однако мелкие конфликты между ними и крепостными периодически возникали. Торир и Святослав, объединённые общей тайной, старались решать вопросы совместно, не допуская ущерба ни одной из сторон. Поначалу словене чуть сторонились скандинавов, те не очень воспринимали крепостных. Но мне, если честно, ситуация наоборот нравилась. Мы получили новый, третий центр силы в Москве. Он как бы компенсировал подавляющее численное превосходство крепостных над Игнатьевыми. Ко мне бегали представители обоих групп, как к последней инстанции, если не удавалось решать вопросы полюбовно. Из-за этого власть московская только крепла. А учитывая, что основные вожди да авторитеты завязаны были на Игнатьевых, брачными да кровными узами, получился некий «трёхногий табурет», достаточно устойчивая конструкция, надо сказать. Мурманы чуть более крутыми себя почувствуют — я на них через Торира влияю, донося мысль о том, что все граждане Москвы, независимо от статуса, равны в правах. Крепостные на скандинавов косо смотрят — Святослав им мои слова доносит, мол, это не ваши варяги, а наши, московские люди, хоть и другой национальности. Зато периодически они объединяются, обе эти группы, и бегут на меня наезжать, ну там закон чуть поменять, или в хозяйстве что по-другому сделать. Вот так потихоньку, мелкими шажками мы интегрировали людей. Зато за безопасность внутреннюю я переживать перестал, оба центра силы друг за другом смотрят зорко и мне докладывают о поползновениях в сторону нарушения законов Москвы. Какой уж тут бунт, если у нас национальный спорт — сдать под Административный кодекс какого-нибудь нарушителя «из противоположной команды»! Не стукачество, а так, донесение сведений до руководства. Мы даже сделали «тайный» рейтинг проступков. Святослав и Торир, «по секрету», сказали каждый своим людям о том, что Игнатьевы в таблицу специальную нарушения записывают для каждой группы, и потом считают, кто же более достойный гражданин? Мурман или словен? Кому дело серьёзное доверить можно? Такое себе социалистическое соревнование.