Выбрать главу

На третий «сценический» день выходит народ на сцену «народ». Он начинает толкать идеи, под непрекращающийся вой. Кто-то достаёт пачку кляпов, кто-то предлагает бросить им «чесночную» гранату, кто-то — бежать отсюда, куда глаза глядят. Надпись над дверью меняется на «Институт дурных (зачеркнуто) воющих (зачеркнуто) девиц (зачеркнуто) завывалок, всех доставших». Опять ход солнца и луны, утро, вой, и с криком «Да вашу ж мать!» в барак двигается Лада! Только Лада — это Смеяна, у неё все как у сценической «Брунгильды», только ещё и пузо! «Лада» выводит воспитанниц. У тех — разводы на щеках нарисованы, да по ведру в руках, для слез. «Лада» с видом прапорщика Дыгало из «Девятой роты» ходит вдоль девиц и толкает речь:

— Вы все — Дуры!..

Зрители срывают сцену, аплодисменты не смолкают минут двадцать, Смеяна ждёт. Речь её срывает ещё одни овации, появляется «Брунгильда» и все уходят. Затем из-за кулис показалась колонна в кокошниках, во главе — «Лада», в конце — «Брунгильда», с гигантским бумажным топором. У Смеяны в руках знамя, на нем — надпись, дублирующая ту, что на двери, про дурных девиц. Первый проход как попало, под «Моя милая мам я тебя не ругаю, что меня ты так быстро под закон отдала». Это из фольклора тюремного, что для Святослава пел я. Обратный проход — надпись на знамени меняется на «Институт девиц», без уточняющего прилагательного. Песня другая, «Во поле берёзка стояла». Третий проход — знамя красное, посредине серп и молот в звезде, обрамленные кокошником, и уже «Институт благородных девиц» написано. Колонна останавливается, к ней присоединяются все актёры. Толпа исполняет новую песню:

   Говорят, что с каждым годом    Этот мир стареет.    Солнце прячется за тучи    И слабее греет;    Говорят, что всё когда-то    Было лучше, чем теперь…    Говорят, а ты не слушай,    Говорят, а ты не слушай,    Говорят, а ты не верь!    Разноцветный, огромный, весёлый,    Неподвластный ни дням, ни годам    Этот мир ослепительно молод, —    Столько лет ему, сколько и нам!..

Занавес. Всё, Новый год можно отменять — праздновать некому. Люди валяются на лавках и по полу, ржут как кони, причём воспитанницы — тоже. Им переводить начали надписи, зрелище стало более полным. Держислав с видом именинника выходит на сцену, тут уже даже я не выдерживаю:

— Качай его, ребята! — все хватают режиссёра и сценариста в одном лице, подбрасывают на руках, чуть не убили об потолок пацана, и выносят на улицу.

Там стоит наряженный Буревой и Новожея, под самый конец они из клуба вышли Деда Мороза изображать со Снегурочкой. Народ орёт, радостно всем, даже часовой на вышке, бедолага Добруш, и тот поддался всеобщему веселью. Четыре фото только сделать смогли, да и то непонятно, получатся ли — при свете скипидарных светильников может не проявиться. Праздник продолжился моей речью и закончился традиционным салютом. Воспитанницы тоже радостные, даже Дед Мороза не испугались. Подарки традиционные, книжки да сказки с историями. Такой вот получился праздник, хороший…

10. Москва. Год 865

После Нового года начали строительство новой линии домов для командного состава. У крепостных наших и так работы завались — строили сами. Линий планировалась напротив уже существующей, на новых десять «квартир». Материал был, трактор взяли запасной, и пошли греть землю да бить сваи. Толпой, да ещё и с помощью техники получалось достаточно быстро. Если будем по выходным работать, то как раз успеем к весне. Однако планам нашим сбыться было не суждено.

В первое воскресенье после праздников я начал на нашей стройплощадке замечать заметное оживление. Вышел, узнал в чем дело. Крепостные наши прознали про стройку и начали потихоньку включаться в процесс! Рабочие дни не стали трогать свои, решили на выходных помочь. Я позвал Ладимира, устроил ему допрос. Зная, какими примерно методами в моё время организовывали «энтузиазм трудящихся», боялся что и тут мужики, а точнее, самые активные из них во главе со старостой, решили так вот «прогнуться» перед начальством. Ошибся. Ладимир моим догадкам посмеялся: