Она опять взглянула на меня с выражением глубокого удивления. Ей трудно было понять такие внезапные перемены в моем обращении с нею.
Мне хотелось встать перед ней на колени, рассказать ей все, что было у меня на душе. Я снова верил и любил...
Мы шли вдоль guardaraya. Вся природа, казалось нам, говорила лишь о нашей любви. О ней пели птицы, о ней жужжали пчелы. Солнце выглянуло из-за облачка, стало еще светлей и кругом, и в наших сердцах. Все дальше шли мы по аллее. Ее рука сжимала мою руку. Мы были счастливы...
Мы подошли к группе деревьев какао. Одно из них, сломанное бурей, лежало на земле. Мы сели в тени на его толстом стволе. Я не задумывался о будущем. Расчет и колебание не вмешивались в нашу любовь. "Теперь я задам решительный вопрос, - подумал я, - пусть сейчас же решится моя судьба"!
В жизни солдата, полной перемен, нет времени для скучных формальностей, для сложных тонкостей "ухаживания", флирта...
И не задумываясь, не колеблясь, я склонился к моей спутнице и прошептал на ее языке, словно созданном быть языком любви:
- Guadalupe, tu me annas? (Гвадалупе, любишь ли ты меня?)
- Yo te amo! (Я люблю тебя!) - ответила она просто.
Разве нужно описывать то, что я испытывал в этот момент. Мое сердце было переполнено счастьем!
Мы сидели молча: тот, кто любил чистой любовью, поймет нас...
Послышался топот копыт. Это подъезжал Клейли в сопровождении нашего маленького отряда и дона Косме, сидевшего на белом муле. Последний нетерпеливо махал мне рукой, приглашая присоединиться к нему. Я понимал причину его нетерпения и вполне сочувствовал ему.
- Поезжайте вперед! Я догоню вас! - крикнул я.
- Ты скоро вернешься, Энрике?
- Я не упущу случая увидать тебя, моя дорогая! Разлука невыносимее для меня, чем для тебя!
- О, нет, нет!
- Ну, повтори мне еще раз, что ты не перестанешь любить меня, Люпита!
- Никогда, никогда! Tuya, tuya hasta la muerte! (Твоя, твоя до самой смерти!)
Глава XXVII
РАЗОЧАРОВАНИЕ И НОВЫЙ ПЛАН
Я догнал моих спутников на опушке леса.
- Грустно уезжать из такого прекрасного дома, капитан! - заговорил Клейли. - Клянусь Юпитером, я охотно поселился бы в нем навсегда!
- Послушайте, Клейли, ведь вы влюблены!
- Да! Я и не скрываю этого... О, если бы я владел испанским языком так, как вы!
Я невольно улыбнулся, вспомнив, как лейтенант пытался извлечь наибольшую пользу из тех обрывков английского языка, которые имелись в запасе у Марии. Мне хотелось узнать, произошло ли у них решительное объяснение. Любопытство мое вскоре было удовлетворено.
- Знай я испанский язык, - продолжал Клейли, - я поставил бы вопрос ребром. Я старался из всех сил добиться ясного "да" или "нет", но меня не могли или не хотели понять, и я должен был уехать ни с чем...
- Почему же она не понимала вас? Ведь она знает немного по-английски!
- Я тоже так думал, но каждый раз, как я заговаривал о любви, она начинала хохотать и бить меня веером по лицу... Нет, ясное дело, я должен объясниться по-испански. Я решил серьезно приняться за дело. Вот она дала мне...
Он вытащил из седельной сумки два небольших томика, оказавшиеся испанской грамматикой и лексиконом. Я не мог удержаться от смеха.
- Дорогой друг, - сказал я, - вы скоро убедитесь, что лучший лексикон для вас - сама Мария де Ля-Люс.
- Это верно, - вздохнул Клейли. - Но что же делать? Разве скоро опять увидишься с нею! Не каждый же день будут давать нам командировки для реквизиции мулов.
Надежды на скорое свидание действительно было немного. Я сам уже думал об этом. Вырваться из лагеря нелегко.
Ранчо дона Косме находилось в десяти милях от наших аванпостов, и дорога была небезопасна для одинокого путника. Да, шансов на частые свидания было мало.
- Нельзя ли нам будет как-нибудь улизнуть из лагеря ночью? - продолжал Клейли. - Захватим полдюжины наших молодцов и отправимся. Что вы на это скажете, капитан?
- Я обещал им привезти брата, и без него ни за что не покажусь на глаза.
- Не думаю, чтоб вам скоро удалось вытащить этого молодца из осажденного города...
Предсказание оправдалось. При въезде в лагерь нас встретил адъютант главнокомандующего; от него мы узнали, что с прошлого утра прекращено всякое сообщение между городом и иностранными кораблями.
Поездка дона Косме оказалась совершенно бесполезной. Я передал ему грустную новость и предложил возвратиться домой.
- Не говорите домашним правды. Скажите им, что я все взял на себя. Будьте уверены, что я постараюсь попасть в город первым, немедленно разыщу вашего мальчика и доставлю его целым и невредимым, - утешал я старика.
- Благодарю вас, капитан! - сказал он. - Вы очень великодушны, но боюсь, что едва ли можно теперь что-нибудь сделать. Нам остается лишь ждать и надеяться, - он склонил голову в глубоком отчаянии.
Мы с Раулем проводили его назад, за наши линии; пожали ему руку и расстались. Некоторое время я следил за ним глазами. Он ехал, сгорбившись и не глядя по сторонам. Сердце мое обливалось кровью при виде несчастного отца: с тяжестью на душе вернулся я в лагерь...
Бомбардировка города еще не начиналась, но батареи были в боевой готовности. Не было ни одного дюйма стены, не находившегося под обстрелом. В городе всем угрожала гибель; не был гарантирован от нее и сын дона Косме. Неужели мне придется быть вестником его смерти? И так уж судьба вынудила меня лишить отца почти всякой надежды!
- Как нам спасти сына дона Косме? - обратился я к Раулю.
- Что прикажете, капитан? - спросил он, не расслышав моих слов.
- Ты хорошо знаешь Вера-Круц? - спросил я.
- Как свои пять пальцев, капитан!
- Куда ведут арки, выходящие к морю?.. Те, что расположены по обеим сторонам мола...
- Это галереи, капитан, для стока воды после наводнений. Они проходят под всем городом. В разных местах в них есть отверстия. В свое время я обежал их все, с начала до конца...
- Каким образом?!
- Видите ли, капитан, приходилось мне когда-то промышлять контрабандой...
- Ага! Значит, есть возможность пробраться через одну из этих галерей в город?
- Нет ничего легче, если только не расставлено там часовых; впрочем, едва ли. Никому и в голову не придет, что кто-нибудь захочет воспользоваться этим путем...