Бык встал на ноги с самым жалким и сконфуженным видом и беспрепятственно позволил загнать себя в кораль...
Тут мы спустились с холма. Увидев наши мундиры, пастухи сейчас же пришпорили мустангов. Нетрудно было заметить, что приближение отряда сильно напугало их. Это и не удивительно, так как фигура майора на долговязом жеребце вырисовывалась на фоне синего неба невероятным колоссом. Мексиканцы никогда в своей жизни не видывали таких высоких коней, а длинная вереница солдат в мундирах лишь увеличивала их страх.
– Как бы эти ребята совсем не сбежали, капитан, – сказал Линкольн, беря под козырек.
– Вы правы, сержант, – отвечал я, – а без них нам не поймать ни одного мула. Скорее поймаешь ветер.
– Позвольте мне ссадить одного молодца: я подстрелю только мустанга, а его не трону.
– Нет, сержант, жалко коня, – ответил я и продолжал, обращаясь не столько к Линкольну, сколько к самому себе:
– Конечно, я бы мог выслать вперед проводника, чтобы он предупредил... Но нет, это не годится. Я ведь должен действовать силой. Ничего не поделаешь, я обещал... Майор, не будете ли вы добры нагнать этих пастухов и сказать им, чтобы они не удирали?
– Что вы, капитан! – с ужасом возразил майор. – Неужели вы думаете, что я могу угнаться за арабскими жеребцами? В сравнении с ними мой Геркулес – улитка!
Но я отлично знал, что это ложь. Долговязый майорский жеребец Геркулес летал, когда приходилось удирать, быстрее ветра.
– В таком случае, вы, может, позволите попробовать вашего коня мистеру Клейли? Ведь мистер Клейли очень легок. Уверяю вас, что, если эти мексиканцы не помогут нам, мы не поймаем ни одного мула.
Видя, что все смотрят на него, майор вдруг выпрямился в стременах и, весь надувшись храбростью и чувством собственного достоинства, заявил, что в таком случае он поедет сам. Затем, приказав –доку_ следовать за собою, дал Геркулесу шпоры и пустился галопом.
Хуже этого ничего нельзя было придумать. Никто в отряде не внушал пастухам такого ужаса, как майор, и, видя, что это пугало приближается, они снова пустились наутек. Я изо всех сил закричал:
– Alto! Somos arnigos! (Стой! Свои!)
Но не успели отзвучать эти слова, как мексиканцы отчаянно пришпорили своих мустангов и помчались к коралю с такой быстротой, словно я угрожал их жизни. Майор гнался за ними во весь опор, а –док_ кое-как поспевал сзади; из корзинки, которую он вез на руке, посыпались бутылки и закуски... К счастью, гостеприимство дона Косме заранее вознаградило майора за эту потерю.
Проскакав около полумили, Геркулес стал заметно настигать мустанга, между тем как –док_ столь же заметно отставал от него. Но в тот момент, когда мексиканцы находились в каких-нибудь двухстах ярдах от ранчо, а майор – в ста ярдах от мексиканцев, он вдруг резко натянул поводья и, повернув Геркулеса, во весь опор помчался назад, ежесекундно оглядываясь через плечо на частокол.
А пастухи, вместо того чтобы въехать в кораль и остановиться там, пересекли весь луг и скрылись в лесу.
– Что это случилось с Блоссомом? – сказал Клейли. – Ведь он совсем уже нагонял их! Должно быть, старый трус опять чего-нибудь испугался...
Глава XVIII
СТЫЧКА С ГВЕРИЛЬЯСАМИ
– Что такое, майор? В чем дело? – спросил я, когда майор подскакал к нам, фыркая словно дельфин.
– В чем дело? – повторил он, энергично выругавшись. – Хорошее дело, нечего сказать! Вы что же, хотели, чтобы я прямо так и поскакал в крепость?
– Крепость? – в изумлении откликнулся я. – Что вы хотите сказать, майор?
– Хочу сказать – крепость, и больше ничего. Там у них эстакада в три метра вышиной, и имейте в виду, что она набита битком.
– Да чем набита?
– Тем и набита – неприятелями, этими самыми ранчеро. Я видел, как они глядели на меня из-за частокола, не меньше двенадцати медных рож! Подскачи я еще на десять шагов, они бы продырявили меня, как решето.
– Помилуйте, майор, ведь это просто мирные ранчеро! Обыкновенные пастухи, и больше ничего!
– Пастухи! Говорю вам, капитан, эти двое, что удирали, – оба с саблями. Пари держу, они нарочно заманивали нас к эстакаде!
– Ну, что ж, майор, – отвечал я, – теперь они отъехали от эстакады достаточно далеко, а раз их нет, то самое лучшее, что мы можем сделать, – это осмотреть вашу крепость. Надо выяснить, не удастся ли нам загнать в нее мулов, потому что иначе придется возвращаться в лагерь с пустыми руками.
С этими словами я повел отряд вперед. Майор, конечно, замыкал колонну.
Вскоре мы достигли грозной эстакады, которая оказалась самым обыкновенным коралем, какие имеются в испанской Америке при всех крупных гасиендах. На углу частокола находился сарай из жердей, крытый пальмовыми листьями. В нем хранились лассо, седла и прочее добро пастухов; в дверях стоял единственный человек, которого мы нашли на месте, дряхлый старик – самбо. Это его курчавая голова, выглядывавшая из-за частокола, показалась испуганному воображению майора целой дюжиной врагов!..
Осмотрев кораль, я нашел его вполне подходящим для наших целей. Вся трудность заключалась в том, чтобы загнать в него мулов. Широко открыв ворота, мы приступили к этому делу. Мулы спокойно паслись на расстоянии примерно километра от кораля.
Отведя роту за стадо, я развернул ее полукругом, и по моему знаку солдаты стали постепенно стягиваться к загородке, гоня перед собою скот.
Сначала мы приступили к этому новому для нас занятию не совсем ловко, но в конце концов все наладилось. Подгоняя мулов камнями, кусками сухого навоза и гиканьем, мы заставили их двинуться, куда следовало.
Майор, его –док_ и Маленький Джек – единственные наши верховые – очень помогли нам в этой работе. Особенно полезен был Джек, страшно обрадовавшийся новому занятию и все время носившийся на своем Твидгете из конца в конец.
По мере того как стадо приближалось к загородке, крайние пункты нашей цепи постепенно сближались, замыкаясь у кораля.
Мулы были всего шагах в пятидесяти от входа, а солдаты следовали за ними в двухстах метрах, когда наше внимание отвлек конский топот.
Резкий, короткий звук кавалерийского рожка пронесся по долине, а за ним раздался дикий боевой клич. Казалось, отряд индейских воинов мчался по тропе войны.
Мы оглянулись и с изумлением увидели целую лавину всадников, вылетевшую из леса и несшуюся на нас во весь опор...
Мне довольно было одного взгляда, чтобы узнать в них гверильясов. Живописный костюм, своеобразное оружие, цветные флажки на пиках – ошибка была невозможна.
Мы остановились. Громкий крик пронесся по нашей растянутой линии.
Я дал знак трубачу, и он протрубил сигнал –смыкайся на середину_.
Полукруг солдат кинулся вперед и сплотился у частокола. Мулы, перепуганные таким внезапным напором, тоже побежали и, сгрудившись в воротах, загородили вход.
Гверильясы неслись на нас, наклонив пики и дико крича:
– Andela! Andela! Mueran los Jankee! (Вперед! Вперед! Смерть янки!)
Передовые солдаты уже настигли мулов и стали погонять их штыками. Тогда животные принялись отчаянно брыкаться, создавая новую опасность с фронта.
– Кругом! – скомандовал я. – Пли!
Нестройный, но меткий залп выбил из седла пять-шесть всадников и на секунду разбил фронт атакующих, но прежде, чем мой отряд успел вновь зарядить ружья, гверильясы, перескакивая через трупы товарищей, снова кинулись на нас с криками мести. Десяток самых храбрых уже подскакал к нам на мушкетный выстрел.
Эти передовые на скаку стреляли в нас из мушкетов и пистолетов.
Положение было критическое. Мулы все еще загораживали вход, не давая солдатам скрыться за частоколом. Заряжать ружья было некогда, и через несколько секунд все отставшие солдаты должны были попасть на пики гверильясов.
Я схватил слугу майора за руку, стащил его с коня и, вскочив в седло, бросился к нашему тылу, навстречу гверильясам. Вокруг моего коня сплотилось пять-шесть храбрейших наших солдат, в том числе Линкольн, Чэйн и француз Рауль. Они решились первыми принять на свои короткие штыки кавалерийскую атаку. Ружья у всех нас были не заряжены.