И мы поспешили к тому месту, откуда послышался выстрел. Метров через сто мы встретили Линкольна, который шел назад с ружьем на плече.
– Ну? – произнес я.
– На мустанге в самом деле был седок, капитан, но теперь его больше нет.
– Что это значит, сержант?
– То, что на мустанге сейчас уже никто не сидит. Один из них удрал, то есть это мустанг, а седок остался на месте.
– Как! Сержант, вы убили...
– Да, капитан, и убил не зря.
– А именно?
– Во-первых, это был гверильяс, а во-вторых, конный разведчик.
– Как вы узнали это?
– Как не узнать, капитан! Я все время шел по его следам. На поляне, которую, мы перед тем пересекли, не было следов: значит, он ехал не отсюда. В одном месте, у густой заросли, была стоянка... много разных следов осталось...
– Хорошо. Дальше что?
– Я все шел по следам, пока не увидел его самого. Он почти лежал на лошади, а не сидел, как сидят обыкновенно добрые люди. Это показалось мне очень подозрительным. Вгляделся – оказывается, и ружье есть у него. –Плохо дело!_ – думаю. Ну, взял и выстрелил... Проклятый мустанг удрал, но седока я обшарил и нашел вот что... С этой штучкой не выйдешь на гризли...
– Что вы сделали! – крикнул я, схватив блестящий предмет, который мне подал охотник.
Это был стилет с серебряной ручкой, который я в прошлое свое посещение подарил молодому Нарсиссо.
– Я полагаю, ничего дурного, капитан...
– А каков собой этот мексиканец... какое у него лицо? – спрашивал я тревожно.
– Каков собой? Да не особенно красив. Похож на индейца. Не угодно ли, впрочем, вам самим посмотреть: он валяется недалеко отсюда...
Я соскочил с коня и бросился вслед за Линкольном в чащу. Шагов через двадцать я чуть-чуть не споткнулся о тело, лежавшее в тени. Оно лежало на спине, а лицо его было ярко освещено лунным светом. Я наклонился над ним. Одного взгляда было достаточно, чтобы удостовериться, что я никогда не видел его прежде. Это был самбо с длинными волосами, похожими на шерсть. По полувоенной одежде можно было узнать в нем гверильяса. Линкольн был прав.
– Не правда ли, капитан, хорош? – сказал Линкольн, когда я кончил осмотр.
– Вы думаете, он выслеживал нас?
– Нас или еще кого, но что он выслеживал – это верно.
– Никто не знал, что мы поедем сюда. Едва ли он гнался за нами, – заметил я.
– Нет, это очень может быть, – проговорил подъехавший Клейли, – кому-то, наверно, хорошо известно все, что мы делаем. Этот –кто-то_ знает, конечно, и об уводе из города Нарсиссо, и о наших визитах на гасиенду...
– Да, это верно... А мы все еще медлим... Рауль, вперед, только осторожнее, тише, как можно тише...
Мы поехали гуськом по узкой тропинке.
Глава XXXI
В ПЛЕНУ У ГВЕРИЛЬЯСОВ
В полях, окружавших ранчо, все было тихо. Дом стоял цел и невредим. Я начал успокаиваться.
– Вперед! – скомандовал я громко.
– Капитан! – окликнул меня шепотом француз, придерживая лошадь у живой изгороди,
– Ну, что такое?
– В том конце аллеи, по которой нам нужно ехать, идет кто-то, – вполголоса сообщил Рауль.
– Наверно, кто-нибудь из слуг... Бояться нечего... Вперед...
Доехав до конца аллеи, Клейли и я спешились, приказав людям дожидаться нас, и пошли к дому. В нем было тихо, и все казалось по-старому.
– Уж не легли ли они спать? – заметил Клейли.
– Нет, слишком рано... Может быть, они внизу, ужинают?..
– Вот это было бы очень кстати: я страшно голоден...
Мы подошли к веранде. По-прежнему стояла тишина.
– Где же собаки? – недоумевал я.
Мы вошли в дом.
– Странно! – бормотал я. – Никто не показывается... Но куда же девалась мебель?
Мы подошли к лестнице. Я взглянул вниз – ни света, ни звука...
Я обернулся и вопросительно взглянул на своего спутника. В это время мое внимание привлек странный шорох в тени оливковых деревьев у входа в ранчо. А в следующий момент нас окружила целая гурьба людей, и не успели мы опомниться, как уже лежали на спине со связанными руками и ногами.
В то же время послышался шум борьбы в аллее, где мы оставили наших людей. Раздались выстрелы... Через минуту толпа мексиканцев повалила оттуда, ведя в середине связанных Линкольна, Чэйна и Рауля. Нас всех уложили рядом. Лошадей привязали к деревьям.
Человек двенадцать остались караулить, остальные отправились в сад, откуда вскоре послышались смех и веселые голоса. Мы не видели, что там делалось. Нам казалось, что все происходящее – какой-то тяжелый кошмар...
Линкольн был весь опутан веревками. Он сопротивлялся ожесточенно и убил одного из мексиканцев. Спеленатый точно мумия, он скрипел зубами, на губах его от ярости выступила пена. Рауль и ирландец Чэйн относились спокойно к своему положению.
– Хотелось бы мне знать, сегодня прикончат нас или подождут до утра? Как ты думаешь, Чэйн? – посмеивался Рауль.
– Вероятно, времени терять даром не будут, – отозвался Чэйн. – Того и гляди, вздернут всех на воздух...
– А разве ты не надеешься на помощь Патрика, образок которого носишь на груди?
– Патрик вряд ли прибежит спасать меня, но мексиканцы, узнав, что я католик, быть может, смягчатся. Хорошо бы достать образок, но я и пальцем не могу пошевельнуть.
– О, это сейчас можно устроить... Hola, senor! – крикнул француз, обращаясь к одному из гверильясов.
– Quien? (Кого зовешь?) – спросил тот, приближаясь.
– Usted su mismo! (Тебя самого!)
– Que cosa? (В чем дело?)
– У этого вот джентльмена, – продолжал Рауль по-испански, указывая на Чэйна, – карманы полны серебром...
Этих слов было достаточно. Гверильясы, почему-то забывшие обыскать нас, в один миг обшарили наши карманы, К сожалению, во всех наших кошельках, вместе взятых, оказалось не больше двадцати долларов. У Чэйна же, как нарочно не было ни цента. Пострадал за это Рауль, которому обманутый им гверильяс отплатил проклятьями и пинками. При обыске разорвали ворот куртки ирландца, и мексиканцы заметили католический образок.
Гверильясы пошептались о чем-то и слегка ослабили веревки ирландца.
– Благодарю вас за любезность, сеньоры! – сказал Чэйн. – Чувствую себя теперь гораздо лучше.
– Muy bueno! (Очень хорошо!) – ухмыляясь, проговорил один из мексиканцев.
– Да, muy bueno, клянусь честью, но я вовсе не обиделся бы, если бы мне было еще лучше... Не можете ли вы ослабить еще чуть-чуть веревку на этой руке? Она режет, как бритва.
Все невольно рассмеялись. Лишь один Линкольн лежал безмолвно.
Маленький Джек был положен рядом с охотником. Считая его слабосильным ребенком, мексиканцы связали его очень небрежно. Наблюдая за ним исподтишка, я заметил, что он украдкой выделывал разные фокусы, стараясь освободиться от уз. Но, должно быть, ему не удавалось это, потому что он вдруг застыл в неподвижности.
Однако, когда гверильясы занялись Чэйном и его образками, мальчик подкатился совсем близко к Линкольну. Один из мексиканцев заметил это и, схватив его за пояс, поднял на воздух и воскликнул:
– Mira camarados, qui briboncito! (Смотрите, товарищи, вот маленький негодяй!)
И при дружном хохоте гверильясов он швырнул Джека точно котенка в кусты, где он и скрылся из наших глаз.
– Ох, чтоб мне провалиться на этом месте, если это не французишка Дюброск! – заорал вдруг Чэйн.
Я поднял глаза: передо мной действительно стоял Дюброск!
– А! Капитан! – насмешливо сказал он. – Comment vous porte-vous? Вы пожаловали сюда на охоту за птичками? К сожалению, они улетели из гнездышка...
Будь я связан только ниточкой, я и то бы не пошевельнулся, до такой степени меня поразило появление Дюброска и его злорадное сообщение. Мысль о том, что Гвадалупе несчастна, парализовала меня.
–Неужели, – подумал я, – она во власти злого духа?_
– А! Какая чудная лошадь! – воскликнул креол, подходя к моей лошади. – Это – чистокровный араб. Посмотри, Яньес! Если вы ничего не имеете против, я оставлю ее себе.
– Берите, – процедил сквозь зубы гверильяс.