Он подполз ко мне.
– В чем дело, капитан?
– Ты слышишь вой? Разве здесь водятся степные волки?
– Но откуда же им взяться?
– Я тоже не понимаю, и мне кажется, что за этим воем что-нибудь скрывается... Знаешь что, ведь это – Линкольн!..
Вой прекратился на время, но затем возобновился в другом месте.
– Что делать, Рауль? – спрашиваю я. – Если ответить ему, обратит внимание часовой... Подождем, когда он подойдет поближе...
Но Линкольн вдруг замолк.
Мои товарищи тоже поднялись и стояли, прислонившись к стене. Надежда на близость спасения оживила и ободрила их...
Прошло около получаса. Мы не произнесли ни слова и не шевелились. Вдруг послышался легкий стук. Приятный, точно женский, голос прошептал под окном:
– Hola, capitan!
Я приложил ухо к отверстию. Возглас повторился. Мне было ясно, что говорил не Линкольн. Вероятно, это Нарсиссо.
– Quien? – спросил я.
– Jo, capitan!
Да, это был голос, который я слышал утром. Значит, под окном был Нарсиссо.
– Можете вы просунуть руку в отверстие? – продолжал голос.
– Нет, у меня руки связаны за спиной...
– А не можете ли вы поднести их к окну, повернувшись спиною?
– И этого не могу.
– Ваши товарищи тоже связаны?
– Да, все до одного.
– Ну так вот что: станьте на плечи двух из них.
Я попросил Чэйна и Рауля поддержать меня, удивляясь смелости молодого испанца.
Взобравшись на плечи товарищей, я повернулся спиною к окну.
Маленькая нежная рука прикоснулась к моим связанным рукам и мгновенно перерезала чем-то острым веревки.
– Держите! – шепнул голос, когда я обернулся.
Вслед за тем у меня в руке очутился кинжал.
– Держите и это.
Протянув другую руку, я почувствовал в ней какую-то бумагу, которая казалась светящейся.
– А теперь, капитан, прошу вас о милости, – продолжал голос.
– Какую милость могу я вам оказать?
– Позвольте мне на прощание поцеловать вас.
– О, милый юноша! – воскликнул я.
– Юноша?! Я не юноша, я – женщина, женщина, любящая вас всею силою своего сердца!..
– Так неужели ты... ты, моя дорогая Гвадалупе?
– А... Я так и думала... Я больше не хочу... Но нет, я все-таки сдержу слово!
Я был в таком волнении, что не придал особого значения этим загадочным словам. Лишь впоследствии я вспомнил о них и понял их смысл.
– Вашу руку, вашу руку! – воскликнул я в свою очередь.
– Вы хотите мою руку? Извольте!
В узкое окно просунулась маленькая ручка, на которой в лучах луны сверкали драгоценные камни. Я схватил ее и покрыл поцелуями. Мне казалось, что рука сама прижимается к моим губам...
– О, зачем, нам разлучаться? – бормотал я в порыве горячей любви. – Бежим вместе... И я мог подозревать тебя, дорогая Гвадалупе!..
Послышалось легкое, как бы болезненное восклицание, рука живо отдернулась, а один из перстней случайно соскользнул на мою ладонь.
– Прощайте, капитан, прощайте! – произнес голос. – В этом мире люди не знают; кто действительно любит их...
Пораженный, изумленный донельзя, я стал звать говорившую.
Ответа не последовало. Я прислушивался до тех пор, пока мои товарищи не устали наконец держать меня. Я спустился на пол, разрезал ремни на ногах, освободил Рауля от уз и передал ему кинжал, чтобы он мог освободить Клейли и Чэйна, а сам занялся чтением записки, в которой был завернут светляк. Слегка сдавив светящуюся муху пальцами, я стал держать ее над бумагою, которая таким образом совершенно осветилась, и прочитал следующее:
–Стены из adobe. У вас есть кинжал. Окно выходит в поле, за которым начинается лес. Остальное зависит от вас. Другим способом помочь вам не могу. Carissirno cabale adios! (Прощайте, дорогой кавалер!)_
–Какой сжатый, деловой слог_, – невольно подумал я.
Но задумываться над этим было некогда. Я бросил муху, спрятал записку у себя на груди и принялся расшатывать кинжалом кирпичи, которые легко поддавались.
Однако вскоре снаружи раздались голоса мужчины и женщины.
Я бросил работу и начал прислушиваться. Мужской голос принадлежал, несомненно, Линкольну.
– А, проклятая баба! – рычал он. – Ты хотела видеть капитана повешенным? Ну, нет, этому не бывать... Если ты не укажешь мне, в которой из этих голубятен он сидит и не поможешь вытащить его оттуда, то я вмиг раздавлю тебя!
– Я вам говорю, сеньор Линкольн, что я предоставила капитану возможность вырваться из его заточения, – протестовал знакомый женский голос.
– Какое средство?
– Кинжал.
– А... Ну, вот, погоди, мы это сейчас узнаем... Иди со мною... Я не выпущу тебя до тех пор, пока не удостоверюсь, что ты не лжешь...
Тяжелые шаги охотника приближались. Он подошел к окну и прошептал:
– Вы тут, капитан?
– Тише! – шепнул я в ответ. – Вс° в порядке.
Часовой у двери подозрительно зашевелился.
– Ага! Хорошо... Ну, теперь ты можешь убираться отсюда, – обратился он к женщине, которой мне так хотелось бы сказать еще несколько слов. – Впрочем, – добавил он мягче, – можешь и не уходить. Ты все-таки славная бабенка. Беги с нами: капитан охотно возьмет тебя под свое покровительство.
– Сеньор Линкольн, я не могу бежать с вами. Пустите меня!..
– Как хочешь. Но если тебе когда-нибудь понадобится услуга, то смело можешь рассчитывать на Боба Линкольна. Помни это!
– Благодарю, благодарю вас!
Прежде чем я мог сказать хоть слово, она ушла, и лишь издали донеслось до меня ее прощальное печальное:
– Adios!
Мне некогда было вдумываться во все происходившее. Нужно было действовать.
– Капитан! – снова осторожно позвал Линкольн.
– Как же вы выйдете отсюда?
– Разберем кирпичи и выйдем.
– А... Укажите мне место, я помогу вам.
Я смерил обрывком веревки расстояние от нашего подкопа до отверстия и передал веревку Линкольну. И мы с обеих сторон принялись молча работать, пока через стену не проник луч света, и старый охотник не пробормотал:
– Тише, Рауль, ты отхватишь мне пальцы.
Через несколько минут мы могли свободно пролезть через проделанную нами брешь.
Мы снова очутились на свободе!..
Глава XL
МАРИЯ ДЕ МЕРСЕД
Под стеной находился ров, наполненный кактусами и высокой травою. Мы легли в него, чтобы перевести дух и расправить затекшие члены.
– Этот ров тянется довольно далеко, – прошептал Линкольн. – Мы им и проберемся.
– Конечно, – подтвердил Рауль, – это самый безопасный путь.
– Вперед! – скомандовал я шепотом.
И мы поползли на четвереньках. На краю рва возвышалось здание. Во всех окнах было темно, и из дому не доносилось ни малейшего звука. Только последнее по счету окно было ярко освещено. Несмотря на опасность нашего положения, мне во что бы то ни стало захотелось заглянуть в окно. Оно было довольно высоко и забрано железной решеткой. Я ухватился за нее и подтянулся на руках. Мои товарищи притаились в кактусах.
Моим глазам представилась комната, убранная с комфортом и даже с некоторою роскошью. Но не на обстановку было обращено мое внимание – я заметил ее только мельком, – взор мой приковался к человеку, сидевшему в этой комнате перед столом. Этот человек был Дюброск!
Я вздрогнул столько же от неожиданности, сколько и от ненависти. Будь у меня в руках огнестрельное оружие, я убил бы его тут же, на месте. Не будь железной решетки, я пробрался бы в окно и задушил его голыми руками! В ту минуту я не владел собой...
В комнату вошел молодой человек, одетый не то воином, не то ранчеро. Грацией его фигуры и осанки невольно можно было залюбоваться. Грусть омрачала красивое лицо юноши.
Он подошел к столу и положил на него руку, на которой сверкало несколько дорогих колец. Он был бледен, его рука дрожала.
Лицо показалось мне знакомым. Это был не Нарсиссо, которого я узнал бы сразу, но он был похож на него, а также и на Гвадалупе. Я вгляделся пристальнее, пораженный этим открытием. Да, сходство было разительное.