Первого мая выдали получку за остаток апреля новыми деньгами. Народ удивлялся, но деньги самодельные брал. Объявили, что с нового месяца - новые условия проживания. Оплата за ЖКХ (дрова, аренда жилья, уборка, санитарный блок с баней и стиральными машинами, и прочее), за столовую, вычеты за порченный инструмент, невыполненный план, штрафы всякие - все это я уже описывал ранее. Народ пошумел немного, перешли к пряникам. Заработать больше можно. Первое - это участие в восстановлении леса с Буревоем, уход за его саженцами и их посадка. За это полагалось двадцать копеек за четырехчасовую смену. Перевыполнить план - это штраф, у нас крепость не резиновая, они бревен натаскают, те сгниют, и чего делать? Освоение грамоты и счета - доплата. В зависимости от уровня, до двух рублей в месяц на работающего. Если ребенок от семи до шестнадцать лет - его в школу, младше - детский сад. Под это дело у нас столовая, утром покормят всех - лавки и столы на попа, и вот вам детский сад, совмещенный со школой. Успехи в школе- прибыток родителям. В зависимости от оценок, по двадцать копеек за каждый бал выше тройки. Мужики поглаживали новые тряпичные ремни, строго смотрели на подростков, примерялись, значит, осуществлять при их нерадивости педагогическое воздействие. Дети приуныли, кончилась халява. Правда, у них еще есть время подышать вольной жизнью, до первого сентября, тогда учеба основная начнется.
За детсад и школу полагалась плата, в виде налога. Да и на военную защиту тоже, на медицину, Смеяна и Роза у нас за фельдшеров, на них и огород аптекарский. На административные функции, бумагу, канцелярию, фото - тоже небольшая плата. При нехватке наличности - формировался долг, который добавлялся к основному, тому, который я им еще в лагере насчитал. Плюс отпуск, плюс - выходные, плюс - возможность выхода на пенсию, теоретическая, мы это еще не просчитывали. У нас из пенсионеров потенциальных - Ладимир да Буревой, оба еще крепкие мужики, таких попытаешься выгнать на пенсию - обидятся. Отдельным заработком были рацпредложения, если что полезное человек знает, да донести до нас сможет
Получался у нас такой себе социализм - все работают согласно выданным заданиям, получают зарплату, результаты труда мы разделяем согласно нашим представлениям о потребностях, и наличию денежных знаков у потребителей.
Вместо коммунизма же впереди маячит выход в вольное сословие, переход в гражданство. Мы пока такую систему опробуем, а там может поменяем что, я пока слабо представляю последствия такой жизни общества и эффективность такой работы.
Первый месяц крепостные притирались к новой социальной структуре. Появились скандалы, штрафы, награждения непричастных и наказания невиновных. Первым залетел лесоруб, на утреннем медосмотре наши фельдшеры, Смеяна с Розой, обнаружили у него сбитые мозоли на руках, и не допустили к работе, еще и бригадира-начальника оштрафовали. У нас как у водителей в мое время, после завтрака - к врачу, тот допуск дает. Лесоруб давай орать, начальник в унисон ему. Девчонки, особенно Смеяна, за словом в карман не полезли, тоже поорали, да Конституцию достали. Там русским по белому написано, что главный у нас - это человек. А значит, пренебрежение его здоровьем его является нарушением Закона. А за это срок, вон, один уже за такое воет целыми днями:
- А на вышке мая-я-я-я-ячит очумелый чекист! - это Святослав выводил, я его научил песням блатным, ради смеха. Тот слов половину не понимал, но пел часто, заскучал дядька.
Под таким соусом мужики проблему не рассматривали, притихли, день работы мы им не засчитали, вечерами они теперь территорию убирать три дня будут, как руки в порядок придут. Дисциплина чуть поднялась, а в фельдшерском пункте санитарного блока появилась Конституция в рамке, для напоминания, значит, что не блажь это, а требования главного Закона. А вообще народ работал от души. Инструмент исправный, людей валом, снабжение - на уровне, семья накормлена-одета-обута, чего не работать? Запасы наши при этом стремительно таяли, скоро надо будет за рыбой плыть, а то не то что голод появится, но дефицит продуктов точно.
На учет денег, ресурсов, расчеты с крепостными посадили Леду. Она у нас барышня строгая, у нее не забалуешь. Да и счет хорошо освоила. Частенько поначалу мужики с ней ругались, потом начали уважать, за твердый характер, стойкость, и ум живой. Те расчеты, которые она проводила, тут недоступны практически все крепостным, как тут не уважать. Входили в ее конторку, что сделали в санитарном блоке, теперь только сняв шапку, и бочком-бочком-бочком...
Я стоял на водонапорной башне вечером, и наблюдал за жизнью нашего городка. Чувство присутствия в тюрьме, ну или в колонии, многократно усиливалось. Бараки в ряд, колючка вдоль забора, колонна лесорубов с заунывными песнями, но бодренько при этом, направляется с работ в бараки. В одинаковой одежде, фуфайках, с инструментами на плечами. Да еще и заключенный наш выводит на половину крепости что-то про то, что "На серебристой Колыме мы не скучаем по тюрьме...". Жуть, зачем только научил. Надо их другим песням учить, а то настроение ни к черту от такого...
- Маруся! От счастья слезы льет! - вечерние занятия с мужиками принесли свои плоды, на утро дело пошло веселее, - Как гусли, душа ее поет!...
Любование колонной, следующей на лесоповал, прервал крик дозорного:
- Лодка! Маленькая! Странная! - Обеслав бы без повода кричать не стал, рассудил я, и пошел посмотреть на лодку ту.
В лодке был один человек, управлял ей на манер байдарки. Человек внимательно осматривал каждую кочку, пригорок, прислушивался к звукам, застывал, и двигался дальше. Действительно, странно. Взял Кукшу, вооружились, пошли посмотреть, что происходит. Лодка меж тем сунулась к нашему передвижному защитному сооружению у входа в заводь, и мужик начал бодренько пробираться через кусты. Вот те раз! Это что еще за сталкер тут завелся? Пошли к воротам, вышли за пределы крепости.
Мужик стоял и смотрел на стены и колючку, нас пока не увидел, мы тихо старались.
- Уважаемый! Чего надо-то?
Мужик обернулся, увидел меня, заулыбался:
- Ну вот, нашел! - произнес он довольно... и рухнул на землю.
Подбежали, перевернули его лицом к свету. Мужик легкий, как пушинка, худой, оборванный. На свету разглядели - Лис...
- ... Когда мор пошел, - Лис уплетал за обе щеки бульон, - у нас на Ладоге спокойно было. Первый год пускать всех перестали, так и спаслись. На второй год вроде лучше стало, торговля малость пошла, ну и мор с ней. Волк слег, половина его дружины - тоже. Да и я в горячке метался. Брат помер, много еще людей полегло, меня миновало. Встал только по весне, считай. Семья брата уже ушла к родичам, кто выжил. А в детинце новый хозяин - Рюрик из Полоцка пришел, как реки вскрылись. Пришли, да и подмяли под себя все.
Лис откинулся, не в силах больше продолжать насыщение, и продолжил:
- Я было к нему сунулся, в помощники, но у него свои уже есть. На Ладоге потом пытался устроиться, да из дома меня поперли, изба-то к детинцу относилась, как на ноги встал, попросили освободить. Новая метла по новому метет...
- И что ж ты, не накопил добра за эти годы? - я налил ему отвара, вроде целебного он у нас, для укрепления здоровья.
- Да какое там добро! - Лис горестно махнул рукой, - Все в Ладогу вкладывал, лодки, стены, торг, сам жил под братом. А его не стало, и я вроде как не нужен уже. Дружина его, кто остался, к Рюрику пошли, я их не виню, он воин справный. В Новгороде замятня....
- А там чего? - я помнил, что Святослав говорил, что Гостомысла больше нет, но подробней не расспросил, не до того было.
- А Гостомысла не стало, и наследника у него нет. Кто главный теперь - неясно. Вот и спорят там, да за оружие бывает хватаются. Рюрик-то не просто так пришел, я народ поспрашивал. Он на Ладоге сел, себе людей собирает, чтобы тоже к Новгороду пойти, в замятне поучаствовать. Может, повезет, да сам и сядет там. А я собрал припасы, да и рванул тебя искать. Больше-то некуда особо, я пока на Ладоге был многим на хвост наступил...