- Да с Ярославом-то, как-то нехорошо получится. Вроде как память предала... - дед развел руками, - А ты с ним в друзьях был...
- Так, Буревой, ну ты-то взрослый человек, понимаешь, что жизнь продолжается. И вечно думать о Славике тоже не получится. Он ушел - но мы-то остались! Он для того и старался, чтобы мы жили, и Веселина особенно. Поэтому пусть по подворотням не прячутся, я свое благословение, как глава рода, даю. Свадьбу только... Вообщем, на Восьмое марта назначайте. Праздник будет. Праздник жизни.
- И то ладно, - дед заулыбался, - а то бабы шепчутся...
- Ну что, граждане, вроде все. Пойдемте, завтра день длинный будет, - я начал сворачиваться, и спутники мои со мной.
Этот Новый Год действительно был немного другой. Во-первых, в клубе было аж несколько представлений. Традиционное детсадовское представление, потом школьное выступление, да новая комедия Держислава, первая. Зато в нескольких актах.
Опять установили елку, нарядили ее всякими игрушками. Под вечер началось представление. В клуб набились чуть не все, еле влезли. Детский сад давал сегодня "Колобка", школьники - "Снегурочку". Вышел наш хор воспитанниц. Лица красные, кокошники синие, сарафаны - зеленые. Платочки в руках. Половина воспринимала хор как суровое испытание в плену, но глядя на Ладу и Брунгильду, затихали, и печально несли творческую нагрузку. Пели все, даже те кто языка не знал, петь на чужом языке было проще, чем говорить на нем. Спели для разогрева "В тот день когда ты мне приснился", жалостливо получилось, но красиво. Я аж захлопал. Народ посмотрел на меня - тоже повторил. Про "Всегда быть рядом не могут люди" пошла еще лучше. "Потолок ледяной, дверь скрипучая" - так вообще классно вышло! Народ неистовствовал, требовал еще! Закончили про "Три белых коня" - два раза на бис спели. Ушли девчонки гордые, куда только стеснительность делась, да присоединились к нам в зале. Брунгильда их, как цыплят из-за сцены вывела, да посадила толпой на лавку.
И тут началось. Вышли мелкие - несли плакат "Приключения иноземных пленниц в России", пронесли, народ чуть потерялся, такого еще не было. Потом на сцене - школьники, изображают покупку толпы пленниц, два пацана в бумажных доспехах меняются серебром, ударяют по рукам... И тут из одного конца сцены в другой несется толпа обвязанных одной веревкой девчонок. В кокошниках и с истошным визгом. Образ после выступления хора более чем узнаваемый, народ покатился со смеху. Воспитанницы опять покраснели.
Потом другие сцены. В бане, все та же толпа, обвязанная веревкой, воет. Веселина, уговорили-таки, изображает Брунгильду. Причем наряжена она не как жена Атли, а вычурно, как в мультиках жен варваров рисовали. Грудь чуть не седьмого размера, шлем с рогами, один обломан наполовину, косички рыжие из под шлема. Народ катается по полу, Брунгильда с деланным возмущением смотрит на меня, понимает, откуда ноги растут. Воспитанницы хрюкают на лавках, не в силах сдерживать смех. Еще бы, такую грозную воспитательницу - и в таком виде.
Третья сцена - драка возле зеркала, с воем и прочими атрибутами. Пара "пленниц" на сцене обзавелась фингалами нарисованными, народ опять ржет. Итог сцены - увод под "закадровый" голос все также связанных толпой пленниц в "пещеру темную" - дверь барака с надписью "Институт дурных девиц". Воспитанницы ничего не понимают, читать не могут, а народ плачет от смеха. Большие часы на сцены показывают ход луны и солнца - из двери барака на сцене доносится вой по утрам и вечерам, на вой выходит Веселина в наряде Брунгильды. Заходит, вой смолкает, только выходит - опять начинается. Надпись на бараке меняется на "Институт дурных (зачеркнуто) воющих девиц". Зрители ползают по деревянному полу, смеха нет, вместо него - стон. Сил у народа больше нет. Воспитанницы выглядят недоуменно - смеются, но понимают, что про них.
На третий "сценический" день выходит народ на сцену "народ". Народ начинает толкать идеи, под непрекращающийся вой. Кто-то достает пачку кляпов, кто-то предлагает бросить им "чесночную" гранату, кто-то - бежать отсюда, куда глаза глядят. Надпись над дверью меняется на "Институт дурных (зачеркнуто) воющих (зачеркнуто) девиц (зачеркнуто) завывалок, всех доставших". Опять ход солнца и луны, утро, вой, и с криком "Да вашу ж мать!" в барак двигается Лада! Только Лада - это Смеяна, у нее все как у сценической "Брунгильды", только еще и пузо! "Лада" выводит воспитанниц, у тех - разводы на щеках нарисованы, да по ведру в руках, для слез. Лада с видом прапорщика Дыгало из "Девятой роты" ходит вдоль девиц и толкает речь:
- Вы все - Дуры!...
Зрители срывают сцену, аплодисменты не смолкают минут двадцать, Смеяна ждет. Речь ее срывает еще одни аплодисменты, появляется Брунгильда, все уходят. Из-за сцены появляется уже колонна в кокошниках, во главе - "Лада", в конце - "Брунгильда", с гигантским бумажным топором. У Лады в руках знамя, на нем - надпись, дублирующая ту, что на двери. Первый проход как попало, под "Моя милая мам я тебя не ругаю, что меня ты так быстро под закон отдала". Это из фольклора тюремного, что для Святослава пел я. Обратный проход - надпись на знамени меняется на "Институт девиц", без уточнения. Песня - на "Во поле березка стояла". Третий проход - знамя красное, посредине серп и молот, обрамленные кокошником, и уже "Институт благородных девиц". Колонна останавливается, и исполняет песню: -Говорят, что с каждым годом
Этот мир стареет.
-Солнце прячется за тучи
И слабее греет;
Говорят, что всё когда-то
Было лучше, чем теперь...
-Говорят, а ты не слушай,
-Говорят, а ты не слушай,
Говорят, а ты не верь!
Разноцветный, огромный, весёлый,
Неподвластный ни дням, ни годам
Этот мир ослепительно молод,-
Столько лет ему, сколько и нам!..
Занавес. Все, Новый год можно отменять - праздновать некому. Все валяются на лавках и по полу, ржут как кони, причем воспитанницы - тоже. Им переводить начали надписи, зрелище стало более полным. Держислав с видом именинника выходит на сцену, тут уже даже я не выдерживаю:
- Качай его, ребята! - все хватают режиссера и сценариста, качают, чуть не убили об потолок, вынесли на улицу.
Там стоит наряженный Буревой и Новожея, под самый конец они из клуба вышли Деда Мороза изображать со Снегурочкой. Народ орет, радостно всем, даже часовой на вышке, бедолага Добруш, и тот поддался всеобщему веселью. Четыре фото только сделать смогли, да и то непонятно, получатся ли - при свете скипидарных светильников может не проявиться. Праздник продолжился моей речью, и закончился традиционным салютом. Воспитанницы тоже радостные, даже Дед Мороза не испугались. Подарки традиционные, книжки да сказки с историями. Такой вот получился праздник, хороший...
10. Москва. Год 865
После Нового года начали строительство новой линии домов для командного состава. У крепостных наших и так работы завались - строили сами. Линий планировалась напротив уже существующей, также на десять "квартир". Материал был, трактор запасной взяли, и пошли греть землю да бить сваи. Толпой, да еще и с помощью техники получалось достаточно быстро. Если будем по выходным работать, то как раз успеем к весне. Однако планам нашим сбыться было не суждено.
В первое воскресенье после праздников я начал на нашей стройплощадке замечать заметное оживление. Вышел, узнал в чем дело. Крепостные наши узнали прознали про стройку, и начали потихоньку включаться в процесс! Рабочие дни не стали трогать свои, решили на выходных помочь. Я позвал Ладимира, устроил ему допрос. Зная, какими примерно методами в мое время организовывали "энтузиазм трудящихся", боялся что и тут крепостные, а точнее самые активные из них, во главе с Ладимиром решили так вот "прогнуться" перед начальством. Ошибся. Ладимир моим догадкам посмеялся:
- Ты, государь, людей-то своих не ценишь. Да не доверяешь, а зря. Мужики наши как узнали, что вы тут чуть не друг у друга на голове спите, как в бараке, а то и хуже, думу всю неделю думали. Чего их-то на стройку не привлекаете? Непонятно это, да и обидно...