— Я могу взять на себя эту тяжкую ношу. Заодно исполню таки давнюю мечту.
— Вы мечтали быть капитаном?
— Мечтал… Еще когда был офицером.
— Вы были военным?
— Да. В береговой охране служил. Стерегли подход к Разлому с моря. Слышал о Разломе?
— Читал. У нас капитан час чтения когда ввел, я много о чем читал. Пишут, что там страшное место, отравлено все и твари разные.
— Верно. Вот там я и служил. Потом уволился и сюда подался. Так в капитанской каюте пожить и не довелось.
— Ну так поживите, что такого? — достав связку с ключами, Федор нашел нужный, — Вот! Только мебель там всю лучше убрать.
— Сейчас разберемся, дженаб.
Нариман взял ключ и, свистнув Маммалу и Точилку, взмахом приказал следовать за собой. Те находились в смешанных чувствах. С одной стороны, их пустили на судно. С другой — надо работать. И много, особенно по островным меркам. Нариман заставил аккуратно разобрать и вынести всю мебель из капитанской каюты, отмыть там все сперва гартой, потом — мыльным раствором, затем подкрасить пострадавшие места. На это ушел день, так что ночевать Нариману пришлось снаружи. Он, однако, ничуть не огорчился.
Вытащенную мебель расставили прямо на палубе под настройкой. За неимением чистого белья Нариман застелил койку покрывалом, рядом поставил тумбочку и стол, пристроил свои остроносые тапки на половичке рядом. Затем поставил, так чтобы можно было дотянуться с койки рукой, маленькую печь-щепочницу с кофейником и держа в руке крохотную чашку кофе, приглашающе указал, с интересом рассматривающим это все Чуме и Федору, в сторону диванчика. Точнее его снятой с основания верхней части, также стоявшей прямо на палубе.
— Присаживайтесь, выпейте со мною кофе.
— Спасибо… — усевшись, Федор принялся наливать кофе себе и Чуме, — А что вы так? Там же кают-компания есть и другие каюты?
— Не беспокойся, дженаб, мне тут вполне уютно. Вы снова будете охранять наш сон всю ночь?
— Ну да.
— И вы вообще не спите? Даже немного?
— На посту спать нельзя.
— Чудно… Не то, чтобы здесь было очень опасно, но я уже отвык видеть бойцов, делающих, что должно, даже когда амир на них не смотрит. Тут быстро привыкаешь к тому, что все вокруг расслаблены и забьют на приказы, стоит тебе только отвернуться.
— А почему? Я имею ввиду — почему они такие? В Островах же много опасностей?
— Много… Но и самих Островов много. Видит Небо, ты можешь поколениями ожидать, к примеру, набега килрати или тангароа и не увидеть ни тех ни других. Ни ты не увидишь, ни отец, ни дед и только прадед от кого-то слышал, что так бывает. Сколько ты можешь быть начеку, когда ничего не происходит? Недолго. Есть гораздо более насущные вещи — тебе надо есть, тебе надо пережить Шторма, тебе нужна женщина. Поэтому, местные сосредоточены в основном на повседневных проблемах. А если, за этими заботами, ты прозеваешь угрозу… Ну, значит это от того, что у тебя мало маны, а не потому, что ты не был бдителен.
— Они считают, что дело только в этом?
— Да. У них все очень просто. Если у тебя много маны, беды и болезни обойдут тебя стороной. Если мало — то что ты не делай, это все бесполезно. А если бесполезно, зачем вообще дергаться?
— А! А то мы тут, недавно, вели караван судов через узость с налетчиками и удивлялись, почему ни на одном оружия толком нет.
— Верно. Зачем тебе оружие? Если у тебя много маны, налетчики выберут не тебя, пощадят, либо найдется кто-то, вроде вас, кто проведет через опасность. Маны нет — никакое оружие не поможет. Так они думают.
— Но ни фсе жы? — включилась в разговор Чума, — Бардья жы тожы с астравоф, но он так ни думаит.
— Бардья, это ваш боцман, ханом? Здоровенный мужик с татуированным лицом?
— Аха!
— Он — тангароа. Тангароа видят ману несколько иначе. Они не верят, что она у каждого своя. Для них мана — это сила, наполняющая мир. Ты не можешь лишиться маны, как не можешь вычерпать океан. Ты можешь только зачерпнуть её столько, сколько сумеешь. И чем сильнее тангароа, тем больше маны он может черпать из окружающего потока.
— Это паэтаму он такой здаровый?
— Думаю, наоборот, ханом. Слабым свойственно смирятся перед неизбежным, считая это судьбой, «волей Неба», маной. Сильные же сами указывают судьбе, что им предначертано. Тангароа — народ воинов. Они сильные, поэтому верят в себя. И вера в себя делает их сильнее. Видит Небо — звучит странно, но это так.
— Ничиво ни паняла, но мну нравится…
— Тебе нравится, что ты не понимаешь?
— Ни… Йа проста ни магу эта фсе в башке улажить. Так, штобы ано как надо лижала. Но там вот… — Чума сделала жест как будто крутит болт в затылке, — Эсть чувства што фсе правильна. Патамушта йа тожы сначала думала, што у мну судьба такой плахой. А типерь, эсли мну кто скажит: «Ты ирзал — судьба твой такой», йа иму магу сказать: «Пашол ф жопу и судьбу с сабой забири».