У сына Жоржа своя комната; в ней учебники, теннисная ракетка, мячи. Жорж — юноша недурной, без прыщей, но только не русский. У него уже наметилась своя жизнь, которая в этой повести, вероятно, не отразится.
Начинается повесть с того дня, когда Егор Егорович однажды сказал жене, что вечером уйдет и обедать не будет. Ввиду некоторой необычайности заявления Анна Пахомовна вынудила его объяснить причину, и он объяснил откровенно и с некоторым смущёнием:
— Пригласили меня поступить в члены одного французского общества, не то чтобы тайного, а все-таки я только тебе говорю, а ты никому не рассказывай.
— Кто пригласил?
— Один сослуживец. Ничего особенного. Большое общество, в него входят и министры, и маленькие служащие, все — как братья, попросту. Одним словом — масоны. Интересно все-таки. Это во Франции разрешено.
— Когда же ты вернешься?
— Часам к двенадцати. Там будет обед.
Анна Пахомовна подумала, что обед, вероятно, будет дрянной. На закуску — селёдочное филе в масле и недоваренная жёваная говядина с салом. Потом телятина, плавающая в желтоватой водице. Салат, сыр и жидкий кофе. В остальном Анна Пахомовна интереса не проявила. И когда за обедом Жорж спросил, где папа, — она ответила:
— У него какое-то дурацкое заседание.
В эту минуту Егор Егорович отрезал жизнь прошлую от жизни предстоящей.
При очень бледном и дрожащем свете дописаны на печатном бланке торжественные и банальные слова. Затем на взрослом человеке начал истлевать пиджачок, за ним обувь и рубашка. Человек снизился, сморщился, замкнул глаза, превратился в комочек и запутался в материнской пуповине.
Счёт времени приостановился. В недрах земли спало зерно с истлевшей оболочкой. Земля делала свой обычный оборот вокруг Солнца. Богиня Иштар, дочь Сина, пройдя путь, которому нет обратного, достигла страны, из которой возврата не бывает, — царства теней, жилища Иркалла, — и постучала у дверей:
— Привратник, отопри, впусти меня! Если ты не отворишь двери — я выломаю её, я разобью запоры, уничтожу порог! Я выведу мёртвых, чтобы они пожрали живых, — и среди живых умножатся мёртвые!
Привратник сказал:
— Подожди, повелительница, я доложу о твоём приходе царице Алату!
Он ей доложил:
— Это Иштар, твоя сестра.
— Впусти её, соблюдая древний обычай!
Широко распахнув двери, привратник впустил богиню Иштар, сняв с её головы корону.
— Почему ты снял мою корону?
— Входи, повелительница: таков закон Алату.
У второй двери он снял с неё серьги, у третьей — ожерелье. Так снял все её драгоценности, и на последнем пороге он отнял у богини пояс стыдливости.
— Почему ты снял мой пояс, привратник?
— Входи, повелительница: таков закон Алату.
Увидав Алату, Иштар хотела броситься на неё, но царица теней приказала своему служителю Намтару:
— Возьми её, запри в моем дворце и напусти на неё шестьдесят болезней:
С той поры, как Иштар сошла в страну, из которой нет возврата, на земле замерла жизнь: бык не покрывал коровы, осел — ослицы, и человек не нисходил до служанки.
Человек спал отдельно.
Отдельно спала рабыня.
Ждать пришлось долго. Глаза Егора Егоровича присмотрелись к полумраку. Было, конечно, очень любопытно, но нестрашно: мишура явная. Скелет не настоящий. Из надписей страшна:
«Ты сам таков будешь».
Егор Егорович решился посмотреть, что в вазах: в одной оказалась самая обыкновенная поваренная соль, крупная, грязная и влажная, на дне другой вазы — пропылившийся жёлтый порошок. Мимо запертой на ключ двери шаркали ноги: рядом с этой комнатой была уборная. Двое, проходя, громко разговаривали:
— Если рано кончится — в белот сыграем?
— А ты на агапу не останешься?
— А ну её!
Егору Егоровичу хотелось курить, но он не знал, можно ли. Как будто нехорошо! Подняв глаза — увидал форточку. В гимназические годы куривали в уборной в форточку. Когда ключ в двери повернулся, Егор Егорович вздрогнул. Вошёл тот же человек, который запер его в комнатке: