— Скажу вам, Лоллий Романович, что мне это не особенно приятно. Как-то… раз уж ты русский, то и оставайся русским. Но мальчику была закрыта всякая дорога, а работать и жить ему надо, так что я и не препятствовал.
Лоллий Романович вообще неясно представляет себе, как мог бы дорогой Тетёхин кому-нибудь в чем-нибудь препятствовать… Очевидно, профессор забыл о случае с Марианной. Пока трепыхается и жестикулирует фигурка вольного каменщика, его собеседник мирно висит на ниточках; затем опять его очередь:
— Мы уже в таком возрасте, что вряд ли, в случае международных осложнений, встретимся с Жоржем на поле брани с разных сторон. Но что вы скажете, дорогой Тетёхин, вообще о гибели культуры в современной Европе?
Этот вопрос вводится в разговор кукол с целью пробудить особое внимание зрителей своею важностью; до сих пор речь шла о пустяках, не возвышаясь к вопросам мирового значения. Пальцы на потолке перебирают нитки, дёргают коленки собеседников, и обе фигурки усаживаются за обычный столик углового кафе.
Воспроизводить последующее фонографически было бы утомительным. Поэтому ограничимся тезисами каждой стороны.
Тезисы дорогого Тетёхина таковы. С культурой, конечно, неладно. Спасти её можно только соборным действием избранных людей, которые сначала обработают сами себя, затем друг друга, затем и весь окружающий мир. Было бы странным, если бы тезисы вольного каменщика были иными.
Против этого стройного, но не очень практического плана действий Лоллий Романович выставляет следующие доводы. Пока самообработка и шлифовка других произведут желаемый эффект, во всех странах выдвинутся вперёд настоящие дельцы, с узкими лбами, шерстью на груди и спине и резиновой палкой в руках. Первым делом они высекут адептов самосовершенствования, затем так называемых представителей народа и, наконец, всех остальных. Таким образом прежде всего установится равенство.
— Но, Лоллий Романович, вы не можете этому сочувствовать?
Сочувствовать Лоллий Романович не может, но его сочувствие или негодование не играет никакой роли. Столь же мало значит, будет ли вольный каменщик дрыгать ногами или будет спокойно висеть на ниточках (смех в зрительной зале). Человек не потому раб, что не может завоевать свободу и при ней остаться, а потому, что быть рабом чрезвычайно удобно и гораздо менее хлопотно. Временная боль в ягодицах компенсируется полнотой пассивных прав: права не размышлять, не рыпаться и ни в чем не каяться. Сложность полёта мысли заменяется готовым Евангелием, Кораном, Торой и сводом законов. Энергия, напрасно затрачиваемая на борьбу, может быть употреблена на молебны и восторженные оды. И нет места покаяниям, когда ответственность возложена на действующих розгой.
Егор Егорович отказывается понять, как такой умный и передовой человек, как профессор Панкратов, может с лёгким сердцем высказывать подобные мысли. Это даже и в шутку нехорошо! Разумеется, Егор Егорович признает, что каждой стране потребна твёрдая и сильная власть…
Профессор, дёрнутый за среднюю ниточку, подпрыгивает до потолка. Он даже и не заикался о том, что потребно; он говорил только о свойствах человеческой натуры. Но если потребно, то пожалуйста! И дальше его собственные слова:
— Вы только представьте себе, дорогой Тетёхин, как прекрасна будет жизнь. Встав утром в указанное время, вы молитесь на портрет вождя, ставите себе противобунтарскую клизму и идёте в ближний участок немного посечься. Затем, освежённый, вы читаете газету, в которой изо дня в день перепечатывается один и тот же текст, но число и номер ставятся заново. Благодаря этому вы заучиваете наизусть, что принадлежите к величайшей нации и величайшему государству и что все остальные люди — бяки, подлежащие уничтожению. Напитавшись таким сознанием, вы идёте служить, то есть становитесь на задние лапы, складываете ладони и усиленно смотрите на подвешенный кусок сахара. Закончив трудовой день, опять в участок посечься — и домой спать рядом с разрешённой вам государством и церковью женой. Ваши сновидения, конечно, просматриваются и одабриваются цензурой. Если такая жизнь вам почему-либо не нравится, то вы об этом заявляете, и вас уничтожают принятым в данной стране способом: гильотиной, виселицей, топором, пулей, удушением или электрическим током.