Но похоже, что все, что мне нужно для ухода за собой, — это лак для ногтей, контурный карандаш для губ, стойкая помада и тушь для ресниц. Можно еще в принципе подвести веки — но это редкое занятие, на это надо желание и время.
А так — пятнадцать минут, и все дела. И две минуты на прическу — специально стригусь коротко, чтобы не иметь проблем с волосами.
Свинство, конечно. Тем более что имеется среди моих многочисленных знакомых хозяйка салона красоты. Когда-то еще на заре, так сказать, кооперативного движения я ей хорошую рекламу сделала — абсолютно бесплатно, искренне восхищаясь женщиной, которая открыла собственное дело и хочет заработать денег. А потом еще и о проблемах ее писала — ее прикрыть пытались, потому что районному чиновнику взятку не дала.
Я тогда наивная была — коллеги уже на кооператорах деньги делали, а я только раз согласилась всем ее процедурам подвергнуться бесплатно, да еще и какую-то неловкость ощущала. Куче знакомых ее порекомендовала, познакомила ее с девицей, которая у нас о моде и стиле стала писать, — а сама за девять лет знакомства раз, наверное, девять у нее и была. Хотя она молодец — позванивает регулярно, с праздниками поздравляет. В отличие от многих из тех, кому я помогала своими статьями — и которые восприняли их как должное. Может, потому, что им платить за это не пришлось.
В любом случае задумываться об этом всерьез еще рано — о более тщательном уходе за собой. Потому что пока главное, что мужчинам я нравлюсь такая, какая есть, — и приведение себя в порядок отнимает минимум времени.
Считай, полчаса назад встала, и вот уже готова. Одеться только осталось — что в связи со скудностью гардероба длительным процессом не является. Шесть пар максимально обтягивающих джинсов — черные, темно-синие, голубые разной степени яркости и разной толщины, от зимних до совсем тонких — и столько же не менее обтягивающих черных свитерков и водолазок. Одно пальто — на зиму, холодную весну и холодную осень, один блестящий виниловый плащ — на все прочие периоды, кроме жаркого лета. И восемь пар обуви — ботинки и полусапожки на разные сезоны.
И ничего больше — если не считать одного кожаного черного платья, официально строгого и одновременно неформального, купленного на всякий случай.
А так — ни белья, не носимого принципиально, ни шуб и дубленок, на которые нет денег и желания, никаких блузок, юбок, босоножек и прочих любимых женщинами вещей.
Должна признаться — жутко удобно. Всегда исповедовала ленинский принцип — лучше меньше, да лучше. Минимум вещей — зато все дизайнерские, приобретенные на распродажах в бутиках, что моя скромная зарплата позволяет. И никакой головной боли. Жарко — надела тонкие джинсы, тонкую водолазку и тонкие сапожки или ботинки, холодно — соответственно наоборот.
Сейчас апрель, правда, самое начало, ни туда ни сюда — вот я и выбрала нечто среднее. Ощущая, что джинсы застегнулись с некоторым трудом. Вчера застегивались нормально, никаких сложностей я не заметила — а вот сегодня после этих чертовых весов сразу стала мнительной.
Но я себя успокоила тут же. Себя надо любить и уж если заниматься самокритикой, то редко и по минимуму. И ни в коем случае не утром. Потому что впереди длинный день и ни к чему начинать его с невеселых мыслей. И куда лучше забыть о весах и выпить традиционную вторую чашку кофе в теплой приятной обстановке. Первая нужна, чтобы проснуться, а вторую я всегда пью перед выходом, этакий посошок на дорожку. От которого получаю удовольствие, а заодно вспоминаю, не забыла ли что в процессе сборов и что предстоит сегодня сделать, кому позвонить, куда съездить. Память у меня в этом плане совсем не девичья, да и записная книжка имеется — но всегда есть шанс, что за кофе появится в голове умная мысль.
А вот сейчас была пустота. И потому я просто наслаждалась кофе с пятой уже за сегодня сигаретой, задумчиво оглядывая спальню — пить по утрам кофе я предпочитаю здесь, ем в гостиной, а кухню использую только для приготовления пищи. И любовалась флаконом моих любимых духов — от Готье, абсолютно феноменального, на мой взгляд, дизайнера. Для вещей его, чересчур ярких, смелых и даже эпатажных, я слишком небогата, консервативна и уже немолода — а вот туалетная вода и духи подходят мне идеально. Может, потому, что прячутся во флаконе, выполненном в форме нехуденького женского тела, напоминающего мое собственное. А может, потому, что запах их столь же отвратителен, как я сама, — и сразу оповещает мир, что охотник за падалью вышел на тропу войны.
Это, может, резко — насчет охотника за падалью, — но ведь я же любя. Да к тому же как себя еще называть, если я живу сенсациями и скандалами, расследованиями и разоб-. лачениями? Наживаясь — весьма условно, с учетом небольтой по нынешним журналистским меркам зарплаты — на чужих бедах.
Когда-то работа в газете была для меня чем-то совсем иным — я благодаря ей мир познавала с самых разных сторон, боролась за справедливость и удовлетворяла собственное тщеславие. А после лет так пяти — семи работы поняла в какой-то момент, что ничего нового я уже не увижу. И еще поняла, что тщеславие полностью удовлетворено — когда видишь в тысячный раз собственную фамилию под статьей, это не то что не радует, но даже утомляет. И еще поняла, что бороться за правду с газетных полос почти бесполезно — потому что это раньше к газете прислушивались, одной статьей можно было чиновника снять, или помочь нуждающемуся в помощи, или реабилитировать гонимого, оклеветанного или по ошибке осужденного. Но потом на газету стало всем плевать — а к тому же слишком много их развелось, газет, и слишком много непрофессиональных и ангажированных, так сказать, журналистов.