— Но я не конспиролог, и я знаю точно, — сжал кулаки Тумарин. — Я был здесь, когда вы с Сергеем Иммануиловичем обсуждали, как заработать на строительстве, и я проследил все! Акции этих рудников скупались перед появлением заказов и потом росли в цене. А о распределении заказов знали только вы.
— Иными словами, у тебя есть подозрения… Но не доказательства, — развел руками миллионер. — Осталось понять, чего ты хочешь от меня? Опровержения или покаяния?
— Это вы! Все эти взрывы, бунты, смуты, убийства организовали не какие-то исламисты-террористы, а именно вы!
— Землетрясение в Японии тоже я организовал? — вскинул брови миллионер и перевел взгляд на молчащего на диване старика. Тот еле заметно кивнул. — Кстати, Денис, ты помнишь наш самый первый разговор? Тот, что про деревню Гадюкино? Помнишь, что ты тогда сказал? Чтобы у людей нашлась работа, а экономика запустилась на новый виток, построенную деревню нужно сжечь. Ничто так не стимулирует новую активность, как вид пепелища на месте собственного дома.
— Вот, значит, что это такое? — сглотнул Тумарин. — Вы подожгли старый мир, чтобы люди спасались от него в новом? Вы подлец, Семен Александрович! Бессовестный, бесчувственный подлец!
— Спасибо, я знаю, — отступив к окну, привалился плечом к стеклу миллионер. — Понял еще лет тридцать назад.
— И вы так спокойно об этом говорите? — даже растерялся молодой человек, ожидавший совсем другого ответа.
— Я тот, кто увольняет хорошего, честного и прилежного работника просто потому, что тот больше не нужен. Я тот, кто разоряет конкурентов, оставляя их семьи без куска хлеба. Я тот, кто не желает тратить денег на приюты для животных и зонтики для рыб. Тот, кто перекупает, обманывает, хитрит. Этот мир слишком маленький, Денис, чтобы места хватило всем. Кошки бывают сытыми и ласковыми только там, где хозяину хватает духу каждый год топить новорожденных котят. Рабочие и инженеры получают зарплату только у того буржуя, который смог оторвать кусок рынка у менее жестокого соседа. Сытыми бывают только те дома, где нет лишних ртов. Неужели ты не понимаешь, Денис, что твой безумный проект возможен только в том случае, если миллион французов, немцев, англичан не пропьют свой честный трудовой фартинг, не потратят его на Диснейленд, не купят на него пачку сигарет — а отдадут тебе? А отказаться от вина, развлечений и барахла их заставит только страх. Сильнейший животный страх! И они этот страх получили.
— Вы этим, что, гордитесь, Семен Александрович?
— Я это признаю, мой юный друг, — пожал плечами олигарх. — Когда-то давно, в твоем возрасте, я понял, что могу стать или нищим идеалистом, или богатым подлецом. Тем, кто топит котят, увольняет лишние рты и разоряет соседей. Разоряет для того, чтобы иметь возможность платить тебе, твоим физикам, твоим проектантам, испытателям, изобретателям, строителям… Хочешь бросить это все и пойти гладить кошечек? Хочешь, нет? Только сперва слетай и расскажи друзьям, почему их увольняют!.. Бляха-муха, что-то мне сильно захотелось выпить! Ты как, юноша? Компанию составишь?
— Значит, вы уничтожили Аривжу просто ради закошмаривания толпы? Ради строчки новостей? — скрипнул зубами Тумарин. — Лишнюю копейку из публики захотелось тряхануть?
— Ох, да, тут я виноват, — болезненно поморщился миллионер. — Тут я очень сильно виноват и перед ней, и перед тобой… — Семен Александрович зашел за стол, на что-то нажал, вытащил из поднявшегося ящичка пластиковый конверт. — Тут такая беда, что со стороны смотрелось бы странно, если вокруг проекта шум и скандалы, а саму корпорацию, которая его затеяла, никто не трогает. Вот и рискнули, заказали серьезный наезд на самих себя. Никто никак не ожидал, что будет такое изощренное покушение, да еще и твою девушку используют. Думали, снайпера наймут или «стингером» по моему вертолету шарахнут. А тут вон так повернулось… На, держи.
— Это что, деньги?! — спрятал руки за спину Денис.
— Не все измеряется деньгами, — покачал головой Топорков. — Здесь документы. Паспорт, свидетельство о рождении, диплом, аттестат, карточка страхования… В общем, все, что надо. Подстрелить твою красотку мы не дали, дуболомов тоже близко не подпустили. Вытянем мы ее, как только следствие кончится. Сейчас внимания слишком много у скандала… Или что, Сергей Иммануилович?
— Когда дело направят в суд, ее из изолятора ФСБ в городской переведут, — спокойно уточнил с дивана старик. — Как только в «неотложке» найдется какая-нибудь похожая жертва, в изоляторе оформят самоубийство или смерть по болезни. Опознавать все равно будет адвокат, он все подпишет. Тело похоронят, Аривжу передадут нам. В принципе, все уже обговорено, дело только за следствием.
— В общем, заберешь девушку, отвезешь в Накарагуа, а как первые рабочие секции на орбиту пойдут, отправишь Аривжу наверх. А там уже всё — никаких полиций и служб безопасности нет. Никто не дотянется, — закончил миллионер. — Я признаю, во всем этом виноват я. Постараюсь по мере сил как-то загладить. Через несколько лет все забудется, никто ее не опознает. Тогда и слава у нее будет, и дети, и все прочее. Смену фамилии, надеюсь, сам обеспечишь?
— Откупиться хотите?
— Хочу исправить свою ошибку, — поправил его миллионер, бросая папку на стол. — Впрочем, давай, можешь потребовать что-то другое. Раз уж накосячил — готов отвечать. Говори.
— Вы должны все это прекратить! Все эти грабежи, поджоги, насилия, все это безумие… Нельзя строить новый мир на крови, Семен Александрович! Так поступать нельзя.
— Денис, — поежился миллионер, — ты, вроде, умный парень, но иногда такое ляпнешь… Ты что, и вправду думаешь, что, потратив двести миллионов долларов, можно поставить на уши половину планеты? Ты думаешь, от меня хоть что-нибудь зависит? Включи голову, парень! Честных людей старательно вколачивают в глубокую задницу уже не первый десяток лет. Это я, что ли, придумал разрешить вороватым чинушам конфисковать детей, словно табуретки? Я заменил уголовный кодекс терпимостью и толерантностью, я начал отдавать мужиков под суд за интерес к женщинам и прославлять гей-парады? Это я лишил честных граждан права на самооборону? Это я поделил людей на нации и диаспоры, чтобы стравливать друг с другом? Это я запрещаю родителям решать, кем станут их дети, и учу малышек доносить на собственных матерей? Это я требую стыдиться своей родины и каяться за славу предков? Очнись, мальчик! Любой дурак знает, что, если во дворе свалена куча пересохшего хвороста пополам с сеном и обильно полита бензином, то рано или поздно она полыхнет. Я всего лишь догадался поднести спичку именно тогда, когда нам с тобой понадобилось согреться. Теперь все, дело сделано. Костер горит. На него можно смотреть, его можно бояться, на нем можно жарить шашлыки. Но тушить уже поздно. Всё! Справиться с подобным пожаром никому не по силам!
— Вы говорите о людях, а не о дровах, Семен Александрович!
— Я знаю, Денис, — согласился миллионер. — Именно люди, а не дрова, подали уже три тысячи заявок на места в венерианских островах. Причем отдел маркетинга оценивает перспективу рынка в тридцать тысяч заказов. Тридцать тысяч! Девяносто миллиардов евро! На такие деньги не то что поселок в небесах — новую цивилизацию можно построить!
— Тридцать тысяч, — кивнул Тумарин. — А как же остальные миллиарды? Их что, отряхнем с ног, как прах старого мира? Пусть горят?
— Слушай, парень… — Топорков, словно прося помощи, кинул взгляд в угол, на старика, но тот просто выжидал. — Денис, у тебя сегодня, похоже, в голове что-то переклинило. Сейчас как раз самое время работать, а ты в философию ударился. Я же, по-моему, извинился перед тобой за Аривжу. Исправлю я этот свой косяк, обещаю. Теперь нужно делать дело!
— А потом всю оставшуюся жизнь я буду спокойно смотреть людям в глаза и честно, открыто говорить, что я подлец? Что да, подлец, и горжусь этим?!
— Хороший вопрос! — Олигарх громко хмыкнул и вдруг хлопнул в ладоши. — А давай попробуем его быстренько разрешить?
Он обошел стол, взял с него папочку и, сложив вдвое, покачал перед лицом Дениса: