– Я ничего на себя не беру. Положим, я просто оружие в руках Справедливости. Я ведь не только личным врагам мщу.
Мещерский тоже усмехнулся, еще злее.
– Понятно, – с щедрой иронией: – Ненависть ради любви… Знаете, друг мой, вы, коммунисты, любую нравственную категорию готовы довести до абсурда, до безнравственности. Нет абсолютного добра. Как и абсолютного зла тоже. Все имеет свой предел. Беспредельна, пожалуй, только любовь. И смелость.
– И честность, Князь.
Батюшки, а ведь он меня прощупывает. Не иначе, на что-то рассчитывает.
Все, хватит. Я и так уже достаточно раскрылся в целом. А в общем – нет.
– Так я возьму «Форд»? – прервал я дискуссию. – Мне цвет его нравится. Такой наивный.
Мещерский подумал, понял намек и опять рассмеялся.
– А вы еще интереснее, чем мне рассказывали.
И хитрее, шеф. Как же иначе?
– Я тебе поручение нашел, – сказал Анчар, вылезая из машины. – Заехай на базар. Ткемали надо взять.
– А здесь тебе мало? – кивнул я на горные склоны.
– Э! Здесь сливы сильно мелкие. Кость одна. Какой соус? Плохой совсем. Возьмешь?
– Куда от тебя денешься?
– Верно, – согласился Анчар. – Никуда. Только, слушай, ни у кого ткемали не бери. Идешь весь рынок, самый средний ряд, самый конец – высокий такой старик. Аварец.
– Как я его узнаю? Пароль скажи.
– Не ошибешься. Он справа стоит. Голый.
– ?
– Не весь. Снизу штаны есть, а сверху жилетка такой без пуговиц. Скажешь, Арчи просил – он тебе самый лучший слива насыпет. Ты ему деньги не плати. Только спасибо скажи, вот так. – Анчар плавно прижал руку к сердцу, одновременно чуть склонив голову и прикрыв глаза.
– Рэкет, значит?
– Зачем рэкет? Дружба. Я его люблю, он меня. Ехай.
– Я тебе тоже поручение нашел. Пока меня нет, приглядывай за своими хозяевами.
– Хозяин у меня один, – уточнил кавказский джигит, любитель субординации. – Вите он тоже хозяин.
Какие тонкости!
Я выехал за ворота, Анчар затворил их за мной. Сейчас он пойдет, сядет на пороге сакли с карабином в руках, я пока я не вернусь, так и будет сидеть. Как горный орел на вершине. Или в гнезде.
Следуя указаниям Анчара, я без труда добрался до города. Раза два-то всего чуть не сорвался в пропасть. Да где-то на полпути пристроилась ко мне иномарка-инкогнито. Нескромно провожала до самого города. Пришлось оставить машину у рынка и добираться дальше пешком горячими улицами. Один из пассажиров иномарки выскочил и пошел за мной.
Вот беда-то!
Я остановился, когда он почти догнал меня, повернулся к нему лицом – рука демонстративно на рукоятке пистолета под рубашкой – и робко посмотрел ему в глаза. Он виновато развел руками и нырнул в переулок.
То-то!
В городке этом Майском я когда-то бывал недолго. Приезжал с коллегой на задержание. Нам дали в помощь местного опера Володю. Очень толковый парень. И хороший. Когда его о чем-нибудь попросишь, он никогда не спрашивает в ответ: почему, зачем и сколько? Он идет и делает. И делает хорошо, переделывать или доделывать за ним уже не приходится. Мы с ним в засаде всего сутки посидели, а сдружились надолго. Тем более друг другу помогли. Он мне жизнь спас, а я ему. Такие вот считал очки.
Контора его стояла – надо же! – на том же месте, в тени столетних или двухсотлетних (не считал) дубов, а может, и каштанов, ну не ботаник я, стало быть. Словом, большие старые дерева. А под одним – будка телефонная и рядом оборотистый южный пацан с полными карманами жетонов – сервис такой для отдыхающих.
– Володя? Здесь Серый Штирлиц.
– Привет, Леша, – обрадовался он. – Ты где?
– А вот рядом с твоей конторой, напротив кафе. «Руалка» называется.
– «Русалка» вчера была. Один пьяный лох поправку внес. Из «Макарова». Ты надолго?
– Нет. Не очень. Но очень пошептаться нужно. В твою пользу.
– А то я тебя вчера узнал, – засмеялся Володя. – В мою пользу, да в твой интерес. Ладно, занимай столик, сейчас буду.
Я вышел из душной будки, пересек пыльную булыжную мостовую и остановился в дверях «Руалки», оглядывая наполненный зал.
Здесь явно приезжих отдыхающих не ждали и не жаловали. Здесь гуляли и работали только свои – герои черного подполья, бизнесмены.
Оно и удобно очень – окна в окна с городским отделением. И безопасно, стало быть.
Не кафе, а учреждение. Все посетители со своими секретаршами. За каждым столиком – отдел или главк в лице его руководителей. Звон бокалов и шелест деловых бумаг. Столовые приборы – и авторучки. Салфетки и карманные калькуляторы. И в каждом кармане – ствол. А за соседним столиком добротные дубари со складными «калашами» и двумя извилинами.
Хорошо идет работа – под добрую закусь, под дробную музыку, под девушек на эстраде. Которые даже днем выглядели как ночью, в самую свою рабочую пору. В трудовой, стало быть, пик.
– Что? Не пускают? – легла на плечо тяжелая ментовская рука. – Сейчас разберемся – кто допустил. – Володя чуть сдвинул меня и вызывающе стал в проходе, положив руку на бедро. По-шерифски.
Его тут же заметили. Один из официантов – молодой, крепкий, быстроглазый – поймал его взгляд и плавно поспешил к угловому столику среди кадок с ретро-пальмами, где шумно гужевались крутые сопляки.
Он даже ничего не сказал им, просто, как мне показалось, сделал какой-то условный знак, и крутейшие суетливо засобирались. Вскочили, застучали ладонями в накачанные груди, чуть не рыдали от желания угодить: Володя! Все! Все, Володя! Всегда готовы!
– Однако дисциплинка, – заметил я по пути к отбитому столику. – Смотрю, ты в авторитете.
– Да это так, – поморщился Володя. – Держат всего-то по ларьку, а гонору… девать некуда. Я ими с мелким рэкетом борюсь. Клин клином.
На столе уже белела скатерть, стояла чистая пепельница, зажигалка, сверкали в боевой готовности две наполненные рюмки.
– Аперитив, – важно-небрежно уронил в их адрес Володя.
– Да что ты! – Я вытаращил глаза в сером провинциальном восторге. – Надо попробовать. На Москве потом расскажу. Бабкам у подъезда. Не поверят, поди.
– А ты не привирай, – посоветовал Володя, поднимая рюмку, – расскажи, как было.
Мы по-старому чокнулись за встречу.
– Не, – сморщился я, поставив пустую рюмку, – не, наша-то простая попервей будет. Особенно на берегу речки. Чтоб в ней кувшинки цвели и лягушки квакали. Посмотрим, чем кормить станешь. Если не то – уйду не попрощавшись. Я больше к княжеской кухне попривык.
Нам принесли закуски, запотевший графин нашей, что попервей. После обмена новостями я спросил Володю:
– Звание хочешь? Вне очереди.
– Хочу, – не стал он ломаться. – Да повыше.
– Будешь меня слушаться – не только на погоны получишь, но и на грудь. Дело в том, что на твоей территории, по моим сведениям…
– По твоим сведениям! – прервал он меня. – Сказал бы уж честно – по твоей наводке.
– Обижаешь, не угадал. Инициатива не моя, я только подстраиваюсь. Дай сказать-то. Записывай: по моим сведениям, готовится незаконное латентное (люблю умные слова) вторжение в частное владение. Записал?
– Что за дачка-то?
– Вилла Мещерского.
– Что? Ну ты поработал. Ведь он, по моим сведениям, – подчеркнул Володя, – давно не у дел. Живет смирно, почти одиноко.
– Там, Володя, непонятное что-то назревает. По-моему, у Бакса к нему претензии.
– Не слабо, – посерьезнел Володя. Я бы сказал – помрачнел.
Еще бы – такая головная боль.
– Что нужно?
– Нужно этого человека взять. Сделать задержание с поличным, жестко, с прибамбасами. По полной программе. И развалить его на месте.
– А потом?
– Я сам еще не знаю. В зависимости от того, что он нам напоет. Дело серьезное. Готовится очень крутая разборка. Тебе ведь не нужны трупы? На твоей мирной территории?
– Своих хватает. – Володя переждал официанта. – Когда это будет?
– Вот-вот, я дам тебе знать.
– В засаде посидим? Молодость вспомним?
– Не просто все. Вилла уже месяц под наблюдением. Наблюдателя я сделал. Он начал работать на меня.