Я открыл глаза, потянулся, взглянул на Анчара: огромные руки чутко подрагивают на баранке, тяжелый, предельно внимательный взгляд прикован к дороге.
А она того стоила. Еще чуть – и дорогой ее уже не назовешь. Как он ночью по ней ехал? В одном месте мы опасно вертелись среди россыпи расколотых камней, в другом – пришлось впритирку объезжать свежевонзившийся в грунт обломок скалы.
Я закурил.
– Слушай, дитя гор, а почему я не знал о бомбе, а ты знал?
Глаза его чуть не выпрыгнули на дорогу – так страшно он удивился моей глупости. Так низко пал я в его глазах. На самое глубокое дно самого глубокого ущелья.
Оправившись, Анчар все-таки пояснил безнадежному дураку Серому.
– Ты не знал, – медленно, размеренно, чтобы я понял, произнес он, подняв палец. – Ты не знал, потому что тебе не сказали.
Ах, вот оно что! Ну, теперь понятно. Даже Серый сообразил.
А Анчар, выходит, знал, потому что ему об этом сказали.
Как просто!
И хотя мне было стыдно, я решился еще на один вопрос. Судьбоносный.
– Ты меня похитил, да?
– Я что, в мешке тебя везу? – Анчар презрительно хмыкнул, вскинув ладонь с растопыренными пальцами. – Кавказский пленник!
– Все? – уточнил я. – Ответил?
Он молча кивнул, не отрывая глаз от дороги.
Ну и хрен с тобой, лениво подумал я. Так даже интереснее.
Тем более что кругом были горы: иногда дикие черные голые скалы, иногда буйно-зеленые склоны – в колючих кустах и корявых деревьях. Иногда распахивалось впереди и снова исчезало, будто растворялось в небе, блестящее под солнцем море. Иногда дружно проскакивали по камням какие-то козлы с рогами. Иногда одним прыжком перемахивал дорогу желто-пятнистый олень и, мелькая белым задом, скрывался в зарослях. Ну и птички малые щебетали. И орел висел в вышине, над горами и над морем, над козлами и оленями…
Дорога пошла круто вниз, все неожиданно и послушно раздалось, словно занавес, и внизу открылся заливчик: белая полоса прибоя, золотая полоса песка, несколько строений, крытый и открытый бассейны, большой сад, взбирающиеся по крутым бокам бухточки шпалеры виноградника, раскидистые сосны над ним.
– Черное ущелье называется, – пояснил Анчар.
– Очаровательный уголок, – зло буркнул я. – Особенно название.
Машина остановилась перед решетчатыми воротами в простой ограде из дикого камня. Ну очень простой, со вмазанными поверху осколками бутылочного стекла – ретро какое-то ностальгическое. Не могли уж, бедные люди, сигнализацию поставить или ток подвести. Хотя, сядешь задом на такую «розочку» – будет та еще сигнализация.
Я окинул взглядом это «орлиное гнездо», и оно мне не очень понравилось, не то что мой бывший пансионат. Спереди море, сзади и по бокам горы, одна дорога, узкая, как тропа, – ловушка и есть. Но не для Серого, надеюсь…
Пока я сердито раздумывал, Анчар выбрался из машины, потыкал пальцем в кнопки замка – ворота распахнулись.
У входа в дом – красивенький такой, в стиле «Отдых в Парадиз-Флориде», из одних окон и стеклянных дверей – Анчар снова протянул лапу ладонью вверх.
– Отдай пистолет.
– Слушай, харчо, – взорвался я (коньяк уже давно прекратил свое благотворное воздействие на мою израненную психику). – Ты меня достал со своими просьбами!
Дрогнул ус, блеснули под ним белые зубы:
– Тогда иди обратно, дорогой. А я тебе даже мандарин на дорогу не очищу.
– На! Подавись! – Я швырнул в него «вальтер». – Но если хоть один патрон потеряешь, я…
– Все знаю, – успокоил он меня, – не трать слова без дела. Иди за мной.
Внутри мне тоже немного понравилось – прилично, культурненько. Но я и не особо-то приглядывался, ведь и прежде доводилось захаживать в апартаменты богатых жуликов и бандитов. Да к тому же что-то говорило мне, что у Серого теперь будет достаточно времени изучить эту обстановку поближе. Похоже, опять влип…
Анчар отворил раздвижные двери, отступил, пропуская меня, и затворил их за моей спиной.
Комната была кабинетом. За окном, точнее во все окно, сверкающее море, вздуваются ветерком легкие шторы; много книг, хорошие картины, сабли и пистолеты по стенам; лампа под зеленым абажуром на письменном столе под зеленым сукном. Компьютер с принтером на угловом столике. Рядом с ним, на полу, в особых гнездах – совершенно настоящие амфоры. Которые – целые, даже с ручками, которые – в виде искусно склеенных черепков.
За столом – мужчина средних лет. Он хорошо улыбнулся, встал, пошел навстречу, протягивая руку.
– Мещерский, – назвался он.
А то я не знаю. Встречаться не доводилось, но наслышаны, батенька, весьма наслышаны.
– Мы сейчас позавтракаем, не возражаете? Ведь вы не завтракали сегодня?
– И не спал, – уточнил я, демонстративно давя зевок.
– Простите, – опять улыбнулся Мещерский. – Мне крайняя нужда в вас. Да вы и не должны быть в обиде – ведь Арчи весьма своевременно снял вас с бомбы.
– Надо думать, если не эта ваша крайняя нужда, то Арчи и не проявил бы такой трогательной заботы.
– Скорее всего, – откровенно согласился он, дружески положив руку мне на плечо, направляя к бару. – Считайте это авансом.
Серьезный будет, стало быть, разговор. И дело не в баре, а в откровенности.
Пока Мещерский готовил напитки, я с такой же откровенностью разглядывал его. Высокий, стройный, приятное мужественное, интеллигентное лицо, спокойные, точные, уверенные движения. Он был похож на героя Джека Лондона, который вначале перелопатил весь Клондайк, перестрелял всех конкурентов, набил свой брезентовый мешок самородками и золотым песком, а потом превратился в беспощадную акулу бизнеса, однако с какими-то своими, даже своеобразными, принципами чести и совести.
Правда, последнее заключение я сделал, исходя не из его внешности, а из того, что давно уже знал о нем.
После аперитива мы перешли в столовую. Большой стол был накрыт на двоих. Но я уже почувствовал, что в доме есть женщина. Дом дышал ею. Впрочем, меня это не касается.
Столовая – ну прямо вся в духе девятнадцатого века, до мелочей. И, надо сказать, со вкусом. Мужчине с этим делом не справиться. Мало того, что тут не было электричества (только свечи в кенкетах, шандалах и подсвечниках), даже книга на столике у кресла была в старинном кожано-медном переплете; я уже не говорю о безделушках на камине и картинах на стенах.
Стен, кстати, было всего три – четвертая, распахнутая во всю ширь, представляла собой тонкую зеленую занавесь, за которой угадывалась открытая веранда, а за ней открытое море.
Анчар что-то переставил на столе, налил в бокалы вино и вышел, ступая легко и бесшумно.
Мещерский поднял бокал:
– С приехалом, как говорит Арчи. Я не пью за наше знакомство, так как заочно оно уже давно состоялось, не правда ли? Как говорится, взаимно наслышаны, батенька…
Он еще, однако, и мысли читает.
– …Чтобы дальнейшее прозвучало более убедительно, предлагаю вам взглянуть на этот интересный документ, составленный усилиями ваших милицейских коллег. – Мещерский взял со столика у кресел кожаную папочку с красивыми уголками, вынул из нее и лукаво протянул мне не сколько скрепленных листков. – Догадываюсь, что отчасти он вам знаком.
Я взял листки. Еще бы! – краткая творческая биография Серого, стало быть. Добро и зло, сотворенные им, на постоянно колеблющихся весах бытия.
Небрежно просмотрев досье, я скромно потупился, но нахально спросил:
– Это что, упрек? Угроза?
– Ни в коей мере, – поспешил с достоинством и тактом объясниться Мещерский. – Это констатация и некоторое недоумение: почему вы до сих пор живы?
– А очень хочется, – с наивной простотой признался я, понимая, куда он клонит, и отдавая должное его бандитской деликатности.
– Как видите, претензий со стороны моих бывших коллег к вам очень много. Счета вам предстоит оплатить достаточно крупные. – Он помолчал. – Один из них вам был предъявлен сегодня. Однако, если наше сотрудничество будет плодотворным, оплату значительной части их я смогу взять на себя.
– Нельзя ли поближе к делу? – Мне не терпелось выбраться из этого красивого, но явно обреченного дома.