– Еще бы.
– …Он ломал меня по указанию Бакса. За что и получил от него, да, собственно, не от него, тот ему «разрешил» присвоить деньги из сейфа Мещерского. Валюту.
– Это серьезно.
– Так вот, его надо размазать по служебной линии, так, чтобы он уже никогда не собрался. И чтоб другим было неповадно.
– Я займусь этим. Сообщи мне попозже в подробностях. Лучше всего – в форме докладной записки. Причем даже не на мое имя. У нас теперь есть специальная комиссия. Она назначит служебное расследование, а потом – уголовное. Но ты не задерживайся, ладно? Можем опоздать.
– И человечество нам этого не простит?
– Не простит, – серьезно сказал генерал Светлов.
– Да, собственно, у меня тут немного осталось. Деньги у следователя отобрать, передать их куда следует… Ну и так, какие-то мирмульки по линии Бакса.
– Что за мирмульки такие?
– Мирмульки, – пояснил я генералу, – это такие пустяки, которые не стоят вашего внимания…
– Не зарывайся, Леша.
– Первым стрелять не буду, мой генерал, обещаю.
– Ну и вредный ты человек, Серый.
– Вы еще не все про меня знаете, – успокоил его я.
От всей души, стало быть.
К обеду вернулся Володя. Шлепнул передо мной на стол бумажку с адресом следователя.
– Я так понял, ты у меня задержишься, угол снимешь?
– Поживу, если не возражаешь…
– Не объешь, потерплю. – И он положил на бумажку ключи от дома. – Виноград только не воруй у соседей.
– Больно надо. Я богатенький, как Буратино. Могу и на рынок сходить.
– Вот я тоже по рынку походил, послушал, что люди говорят…
– И говорят они…
– Да, говорят они, что никаких денег в сейфе Мещерского отродясь не бывало. Одна старушка – она рваными галошами торгует – мне опись его содержимого показала. Там все есть, даже коробка со скрепками, аттестат зрелости и фотография любимой женщины, но денег в описи – ни копейки. И тем более – ни цента.
– Вот видишь, кто был прав, стало быть?
– Это еще не все. На него было два заявления – о вымогательстве. Хода им не дали.
– Этих людей можешь установить и на меня вывести? Сделаешь?
– Попробую сделать.
– Попробуй не сделать. Я тебя расстреляю. Вот как вернусь – так сразу.
– Ладно, напугал. Тогда прими еще информацию, бесплатно. Ко мне водитель автобуса заходил. Он снова похищенную девушку видел в той же машине, но уже с каким-то грузином в страшной кепке. Номер сообщил, я запомнил.
– Ах, какое совпадение. – Я подошел к окну. – Не она ли?
Володя выглянул, посмотрел на меня, еще раз на машину. Покачнулся.
Я пожалел его:
– Мне ее бандюки Боксера подарили. Когда его имущество делили меж собой, на память о безвозвратно ушедшем командире.
– Так ты поехал? – нетерпеливо спросил он и признался: – Я больше не могу. Передохнуть от тебя надо.
– Поехал, стало быть.
И я опять поехал. В поселок Космонавтов.
Что я там натворю, сам еще не знал. Установлю пока наблюдение, изучу его распорядок, привычки, а там уже – импульсивно, стало быть. Как Бог на душу положит.
Поселок не больно далеко был, как раз на полпути между районом и Майским. Небольшой, уютный такой, совершенно дачный. Весь в садах и виноградниках. Частные домики, дома и домищи с бассейнами. Магазинчик, а вокруг него – базарчик с фруктами и тряпками. Три улицы всего – Первая, Вторая и Третья.
Мой дом был на Второй, центральной, поэтому я поездил по Первой и Третьей, подходы намечал.
Вокруг дома – каменная ограда, за ней хороший сад, в саду – беседка под виноградной лозой. Я остановил машину за несколько домов и вальяжно прошелся по улице, сдвинув шляпу на нос, посвистывая и постукивая по заборам сломленной веткой: собаки у следователя не было.
Приближался вечер. Я выехал из поселка, поставил машину на площадку под большим орехом, поддомкратил, снял переднее колесо и утомленно присел на скамеечку, окружавшую ствол дерева.
В девятнадцать тридцать две проскочил мимо меня зеленый «жигуль» с объектом моего наружного наблюдения за рулем. Стало быть, поборолся с сорняками на ниве справедливости, теперь домой поспешал: в садике повозиться, детишек потетешкать, жену приласкать и чайку перед сном выпить.
Впрочем, об этом уже завтра. Не все же сразу.
И я поставил колесо на место и поехал потрепаться к Володе. Заодно и переночевать.
А к девятнадцати ноль-ноль, оставив машину на обочине, естественно, с той стороны поселка, откуда никак мой следователь не мог приехать, если только спьяну, переодевшись в старое и Анчаров кепок, срезав себе посох, закинув за плечо мешок, вступил на Первую улицу утомленным странником.
Подошел к одному домику (ну понравился он мне, приветливый такой, и заборчик у него общий с одним домом, что на Второй улице), постучал в глухую калитку.
– Хозяин! Передохнуть пустишь? До холодка.
Хозяин оглядел меня от кепки до кроссовок, отворил калитку:
– А украдешь чего?
– А зачем? – Я встряхнул мешок за плечом. – У меня все есть. Вот водички если испить, не откажусь.
– Ага, – заподозрил хозяин, – водички испить, а то так жрать охота, что и переночевать негде?
– Не, – успокоил его я, направляясь в ту точку, где мне больше всего нравилось, – я вот здесь посижу чуток, а после дальше пойду. Мне сегодня в Майском надо быть – там и ужин, там и приют с лаской.
Я снял мешок, расположился рядом с кустом роз, нюхнул одну, закатил глазки в восторге.
Хозяин пошел за водой, а принес вина, расположился рядом. Лучше и не придумаешь.
Расстелил на травке полотенце, разложил яблоки, кисть винограда, поставил кружки. Наполнил. Выпили за знакомство.
– Ты кто ж будешь? – спросил он, яростно хрустнув яблоком.
– Писатель. Хожу по земле, смотрю, как люди живут. То порадуюсь с ними, то огорчусь…
– Чего же пешком-то? – Он опять на
полнил кружки.
А я услышал звук подъехавшей по Второй улице машины, хлопок дверцы, радостный визг детей.
– А машины нет – вот и пешком. Да оно так интересней. Что там в окошко увидишь?
В доме следователя зазвенела посуда.
– Рассказал бы чего? Как, скажем, в других местах люди теперь живут? Давно нигде не был.
– Что так?
– А куда теперь поедешь? Заграница кругом. Деньги разные, цены не поймешь, народ злой…
Я поддерживал разговор, прислушиваясь больше к тому, что происходило на соседнем участке, чем к словам собеседника, хронометрируя каждое событие на сопредельной территории.
Около девяти завершился ужин, и следователь, в рабочей одежде, вышел в сад, и без того ухоженнный без меры, принялся бродить меж посадками и деревьями: там секатором чикнет, здесь тряпицей подвяжет, то на гусеницу ругнется, то лягушки испугается.
– Сосед! – задиристо крикнул мой радушный хозяин, когда на полотенце не осталось ничего, кроме ощипанной кисти винограда и яблочного черенка. – Посиди с нами! Вина выпей!
Это бы неплохо.
– Не пойдет ведь, такая сволочь. Двадцать лет соседствуем – ни разу за стол не пригласил. И не откликнулся.
– Серьезный человек?
– Хрен его знает? Сейчас по саду пошляется и вон в тем окошке чай сядет пить. Водохлеб! – И хозяин в знак протеста пошел за вином.
– А чего он в окошке чай пьет? – пошел я напролом. – Ишь у него беседка какая ладная, под виноградом. Пей – не хочу. В любимом-то саду.
– Он в тую беседку нынче – ни шагу. Там, слышь, в винограде какая-то моль завелась, в чашки стала падать. А раз ему за шиворот попала – вот визгу-то было, всю улицу побудил. Чумной какой-то мужик.
Я дождался, пока «чумной мужик» отпил вечернего чаю и захлопнул окно, поблагодарил хозяина и стал собираться в путь-дорогу.
– А то заночуй, – предложил он. – Вино еще есть. А утром автобусом доедешь.
Соблазнительно. Но уж больно наслежу, и хорошего человека могу подставить – кто знает, как мой визит обернется.