Первой настоящей профессией Сагина стала фарцовка. Но Володьку подвела жадность. Уж очень хотелось иметь все и сразу. Произошло неприятное знакомство с правоохранительными органами, после которого Володька остыл к явному криминалу. Игра свеч не стоила. Год, проведенный за колючей проволокой, убедительнейшим образом доказал Сагину порочность его стремления разом засунуть в рот все десять пальцев. Кроме того, кормили в колонии общего режима из рук вон плохо. А ведь при дальнейшем продолжении фарцовочного разгула неизбежно замаячил бы «строгач»! Чем же насыщать плоть там? Нет, калорийность зоновского питания никак не соотносилась с потребностями Володькиного желудка. Надо было изыскивать новые жизненные средства и пути.
Рассеянный взгляд Сагина прошелся окрест и остановился на мутных, желтых струях Акдарьи.
Тяжелое тело реки едва шевелилось. Дальний берег терялся в туманной дымке. Косое вечернее солнце играло мокрыми бликами на молодых камышинах, кланяющихся ветерку. Неизведанная Володькой устойчивость жизни царила в извечном, природном равновесии. Что-то словно толкнуло Сагина под сердце. Володька ошеломленно уставился на воду.
— Да вот же оно! — выдохнулось само собой.
Акдарья кипела рыбой. Стоило постоять десяток минут на бережку, глядя на бескрайнюю светло-коричневую гладь, и сердце начинало дрожать налимьей печенкой, — то справа, то слева, то прямо перед глазами раздавался смачный, звонкий удар; аршинной величины сверкающие золотом чурбаки — знаменитые акдарьинские сазаны в дыме брызг вылетали из воды, неуклюже поворачивались в воздухе литыми сверкающими боками и гулко плюхались обратно. Звонкий хлопок разбегался по-над гладью реки, а уж рядом взмывал вверх другой золотистый красавец, и, казалось, этому не будет конца.
Дальнейшая судьба Сагина решилась в мгновение ока. Володька облегченно крякнул: видно, недаром с самого раннего, сопливого детства притягивали его воображение топкие, камышистые берега и широкие речные просторы. Не прокормиться у такой богатой природной копилки было дело немыслимое.
Володька выходил рано утром на мокрый бережок; мутно колыхалась перед ним бесконечная лента реки; перед самым первым лучом солнца начиналась жировка и тяжелые удары сазанов о воду.
Сагин прикидывал в уме: — Полпуда чурбак, да взять их, скажем, сотню, да мокрой травой переложив (минутное же дело нарезать куги да молодых камышей в этаких зарослях), да затарить в кузов бортового «ГАЗа», а там уже и дорожка известна — прямиком в горы, на рудник. Горняцкий поселок большой. Живет в нем никак не меньше тысяч пяти народу. Езды дотуда каких-нибудь четыре-пять часов, а расхватают, как бог свят, расхватают, народ-то все сплошь денежный, весь товар в полчаса. Трояк за штуку, да что там трояк — клади пятерку! Они ведь в своих подземельях не только что живого сазана, а и дохлой кильки месяцами не видят. За день рейсом бы и обернулся, — глядишь, к вечеру уже дома. Полсотни шоферу (ну, как край сто, коли шибко удалый попадется), а остальной навар — сотни три, четыре — вот он где! Кругом деньги, и в карманах, и в руках, и за пазухой — рубли, трешки, пятерки — ох!..
Володька обводил Акдарью дикими глазами. Вода подавалась и отступала под его взглядом.
— Жизнь наша, — хрипло выдыхал Володька, — один раз даденная!..
Через год у Сагина завелся «ИЖ» с коляской. Еще через год Володька взял участок земли и начал строить собственный дом.
На щелястом полу сараюшки-времянки тугими скатками капроновой бечевы громоздились стометровые бредни, на полках горбылевых стеллажей притаились еще не посаженные на парашютный, крепчайший шнур куклы новеньких сетей, около них лежали промысловые сети, уже подкрашенные в коричневый цвет въедливым акдарьинским илом. Сети Володька держал на всякую рыбью повадку и размер: были и тройники, и четверики, и шестерики, и восьмерики; с режаками и без; с пробковыми поплавками и с пенопластовыми; с грузилами свинцовыми и керамическими; пятидесяти-, сто-, двухсотметровой длины, связанные по Володькиному заказу местными мастерами и привезенные им из Астрахани (с осетровых стародавних промыслов, оскудевших ныне осетрами); сети купленные, краденые, выигранные в очко, на пари, оплаченные магарычом.
В заливчике Акдарьи рядом с камышовой мазанкой чуть покачивалась на желтой дарьинской волне новенькая моторка; и не просто лодка с мотором, какие были у любого Володькиного конкурента по фартовому сазаньему делу, не смоленая, кой-как сбитая из черных досок колода с тупо обрубленной кормой, нет, в заливчике дожидалась лихих ночных налетов на сазаньи ямы настоящая морская шлюпка, набранная из узеньких сосновых реек, натянутых внахлест, с перекрывом, одна поверх другой, на обводистые, дубовые шпангоуты.