Второй замет не заладился с самого начала. Сперва Сашка запутался в мокрой сети и добрые полчаса, матерясь, отдирал прилипчивый капрон от цепких деревянных бортов своего неуклюжего корыта. Потом сам Володька поскользнулся на покрытых рыбьей слизью решетках и едва не сыграл за борт. Наконец кое-как разобрались с сетью и разъехались. Следовало поспешать. Чертова уйма времени оказалась зряшно потерянной. Сашка тяжело ухал, торопясь растянуть сеть поперек реки. Наконец и с этим сладилось. Володька начал успокаиваться. Ничего, поспеем.
Но не успел он додумать эти роковые, сглазные слова, как нижний, грузиловый строп сети резко дернулся и натянулся до звона. Володька моментально вырубил движок.
— Туды твою мать, — грубо выругался он. — Не было печали! Зацеп.
На той стороне, у берега, Сашка захлюпал веслами, безуспешно пытаясь стянуть сеть с коряги. Володька зло бросил в темноту:
— Суши весла! Приехали.
— Зацеп вроде, — глухо донеслось от берега. — Видно, на корягу нанесло.
Володька в сердцах трахнул ладонью по воде:
— Эх, жизнь, будь ты неладна! Как не повезет, так не повезет.
Дело поворачивалось плохо. Второй замет считай, пропал. Времени и без того оставалось в обрез, а тут еще неизвестно, что там на дне, и сильный ли зацеп? Хорошо, если удастся, оттащив сеть выше по течению, сдернуть ее с подводного крюка, а как нет? Что тогда? Снасть на реке не бросишь; пока не высвободишь сеть, нечего и думать о возвращении домой.
Володька глянул на часы. Мать честная, начало четвертого, а сколько еще провозиться придется, неизвестно. И главное, вот-вот светать начнет, не хватало только вляпаться в новую беду. Небось молодой Иван только и ждет такого подарка.
Володька поднял голову, всматриваясь. Кругом заметно посветлело. Шурьяк всполошился в своей лодчонке.
— Брось сеть! — прорычал Володька. — Чего тянешь ее, как дурак? Только крепче сядет! Заведи конец на берег, завяжи за камыш и дуй сюда! Понял?!
Сашка пробурчал из темноты что-то нечленораздельное. Время тянулось нестерпимо медленно, пока наконец из серой мути не вынырнула его посудина.
— За смертью тебя посылать! — ругнул родственника Сагин. — Время уже сколько?! Сам не сообразишь быстрей поворачиваться?
Сашка виновато опустил голову.
— Да это, я…
— Ладно! — оборвал его Володька. — Потом доскажешь! Лезь ко мне.
Они отцепили сеть от глиссера, привязали конец ее к шурьяковой лодке и на самом малом ходу пошли к месту зацепа.
Володька багром полез в воду, поймал притопленный зацепом поплавковый шнур сети и попробовал потянуть его на себя. Шнур поволок его вниз, как хорошая стальная пружина, и Володька понял, что сеть села на корягу намертво. Подрабатывая мотором, он попробовал пройти вверх по течению. И тут сеть не поддалась. Капрон запел и остановил глиссер. Сашка кряхтя удерживал багор.
Они безуспешно возились около сети уже добрых полчаса и так увлеклись, что совсем не услышали негромкого чавканья чужого мотора. Луч карманного фонаря ударил в них с расстояния трех метров.
«Влипли!» — только и успел подумать Володька.
Из чернильной тьмы донесся звонкий, насмешливый голос, от которого у Володьки знакомо заломило в висках.
— Ну что, помочь? А то, я вижу, вдвоем не справляетесь.
Шурьяк икнул и прикрыл лицо ладонью. Володька выпрямился и отпустил сеть. Он мучительно старался разглядеть, есть ли еще кто-нибудь, кроме молодого Ивана, в подкравшейся к ним рыбохрановской моторке.
Что дело их швах, он сообразил сразу, теперь все дальнейшее решало огромной важности обстоятельство: один инспектор в лодке или не один? Прошлые разы Иван действовал кучей, на пару со старым инспектором и добровольными помощниками из общества рыбаков. Ну, а сегодня? Если и нынче лейтенант не один, то незачем и барахтаться: ночь, сети, мешки с рыбой, государственная моторка, ничего лучшего для себя преследователь не мог бы и придумать.
Тоска затуманила Володькину голову. Следствие, суд, конфискация имущества, тюряга — ясно, что срок припаяют на полную катушку, все пойдет прахом, и работа, и должность, и достаток в доме, и, может, самый дом, и семья, и барахло, и машина, и все труды его тяжкие и нетяжкие — все ухнет, как в прорву, в загребущие чужие лапы, стоит только коготку увязнуть, а там всей птичке конец. Ну а если инспектор, на Володькино счастье, один? Что тогда? Ну, если один, тогда… Сагин заслонил глаза ладонью.
— Гаси свет, служба. И так все разглядел!
Инспектор засмеялся.
— Это верно, граждане хапуги. Закон и в темноте далеко видит!