Купцы все эти места перебрали, и стоило кому заикнуться о казенной избе, вроде там место освободилось, тут же выяснялось, что место держат для кого-то из своих.
— В Насон-город не так просто пробиться, — ответил Рыбников. — Разве что пристроиться к площадным подьячим, но от них денег не жди, только науку — выучат, как кляузы писать. Отец Амвросий, что присоветуешь?
— Покажись-ка, отрок, — велел батюшка.
Гаврюшка вышел из уголка, где смиренно сидел, и встал перед священником.
— Молитвы знает, — торопливо добавил Деревнин. — Сам обучал. Псалмы хорошо вычитывает…
— Лет ему сколько?
— Тринадцать, четырнадцатый пошел. Да Господи! Скоро ж ему четырнадцать стукнет! Его на Гавриила-архангела крестили! — вспомнил Иван Андреевич.
— Вот и славно. Ну, что иерей Божий может присоветовать? В пономари, — сказал батюшка. — Пусть Богу послужит, а там, глядишь, другое место ему выйдет. Я узнаю и своего Насонка пришлю сказать. Другого ничего вроде и нет…
На том и порешили.
Гаврюшка и рад бы возразить, но как перечить старшим?
Беда была в том, что он плохо знал церковную службу. Конечно, и мать его водила, и тетка Авдотья, и дед приказывал себя сопровождать, но все это случалось редко — боялись москвичи лишний раз нос на улицу высунуть. У князей и бояр — домовые церкви либо выстроены переходы, чтобы, почти наружу не выходя, со своего двора до самого ближнего храма добежать. Богатый человек может и домой попа зазвать — отслужить молебен, может и не то что крестовую палату — домовую церковь у себя завести. А отставной подьячий, что каждой полушке счет ведет, — не может.
Так что молитвы из Молитвослова Гаврюшка знал, многие даже назубок, и все псалмы не по одному разу прочитал, и Четьи-минеи — когда дед приказывал, а о службе имел смутное понятие…
Пришли еще гости, сели за стол, начался пир. Деревнин забеспокоился — как там дочки и внучки? Кузьма Петрович сказал: им кушанье наверх понесут. И вскоре старый подьячий с отвычки захмелел. Его, посмеиваясь, разули и уложили на лавку, Гаврюшке дали войлок — постелить на пол. Укрыли москвичей их же собственными шубами. Было жестковато, но Гаврюшка не жаловался — во-первых, тепло, шуба — лишняя, во-вторых, брюхо набито, в-третьих, мысли на грани яви и сна какие-то сладостные: будет служба, будут денежки, будут медовые пряники, будут новые друзья-приятели, с которыми можно обойти весь город, бегать на торг, играть в свайку…
На мечтах о своих будущих победах в свайку Гаврюшка наконец заснул.
На следующий день Анна Тимофеевна спозаранку пошла в Варлаамовский храм Божий и повела туда Авдотью с Настасьей и детей. А что такое богомольный поход? Это не только богослужение, это перед службой и после нее — встречи, разговоры, новости. На сей раз нужно было приискать московским гостям жилье. И жилье нашлось довольно скоро, через два дня, тоже в Верхнем посаде, в Коровиной улице, — хоть и не самое лучшее, одна светлица и еще сени на все немалое семейство, зато свое крылечко, печь годная, хозяева обещались поделиться дровами. Ну да для начала и такое сгодится, тем более что денежки нужно беречь.
Был у деловитой купчихи Анны Тимофеевны и другой замысел — красавиц-дочек Авдотьи показать. Пусть бы по Вологде прошел слух, что две красы писаные приехали. Девицам скоро пятнадцать, пора думать о женихах, а в смутное время молодец-вологжанин — жених завидный, лучше всякого москвича.
Опять же — батюшка стар, помрет — не будет им защиты и опоры. А отдать в хорошую семью — тут и защита, и опора, и Авдотью которая-нибудь из дочек к себе заберет век доживать — так рассуждала Анна Тимофеевна, не зная, что у Авдотьи совсем иное на уме…
После службы пришли мужчины — Деревнин и братья Гречишниковы, был отслужен благодарственный молебен. Потом Анна Тимофеевна повела Авдотью, Настасью и девиц по городу — людей посмотреть, себя показать. Зашли к куме, там просидели дотемна. Другой день посвятили делам богоугодным — Страстная неделя, нужно и утром, и вечером службу отстоять, исповедаться и причаститься.
А потом уж перевозили имущество деревнинского семейства в новое жилье. Добрые люди, зная, каково устраиваться на новом месте, принесли скамейки, суконные полавочники, два табурета, большой ушат, корыто, даже большие пяльцы взамен забытых в Огородниках. Нужно было заводить свое хозяйство. Соседки взяли с собой на торг Авдотью и мамку Степановну, с ними пошел Антип, прихватив два мешка. Ближний торг был на Ленивой площадке, что у Воскресенского храма, его еще называли малым торжком.