Косы Авдотья берегла, туго не плела, мыла в отварах трав. Давным-давно старая нянька научила: в длинных волосах кроется великий соблазн.
Хорошо было бы сейчас велеть истопить мыльню. Путь долгий, когда сумеешь умыться толком — одному Богу ведомо. И дочкам велеть вымыться впрок…
Но муженек от такой затеи онемел: какая еще мыльня?.. Муженек сам рыл в погребе яму, чтобы спрятать добро, и любимое свое ненаглядное узорное изголовье — первым делом.
После ссоры Авдотья пошла жаловаться Настасье. А той было не до жалоб — следовало всю детскую одежонку поплотнее увязать, да и свою тоже: когда еще на новом месте появятся деньги, чтобы принарядиться. И она же, Настасья, всех усадила за работу — чинить подбитые мехом чулки. Без них зимой в санях нельзя.
Но случилась и радость — когда уже смеркалось, сторож Антип вызвал Авдотью во двор.
— Вот возника с санями мужик привел, — сообщил он. — Кто таков — не сказался. Велел тебя покликать.
— Ах!.. — И Авдотья залилась румянцем. Отрадно было знать, что милый так скоро отозвался на ее нужду.
Накинув на плечи шубу, она помчалась к тому замечательному мужику, чтобы сказать: благодари, мол, того, кто тебя послал, да скажи — ввек его не забуду и встречи ждать буду!
Крепкого вороного возника ввели во двор, а за санями шел человек, которого Авдотья бы признала, даже когда бы он явился в святочной харе и тулупе мехом наружу. Сейчас же он был всего-навсего в войлочном колпаке до бровей и армяке, таком грязном, будто его десять лет не чистили.
— Ахти мне… — прошептала Авдотья, и стало ей страшно: милый проститься пришел, не постеснялся явиться на двор Авдотьиного законного мужа, и броситься бы ему на шею, да нельзя, нельзя, и грешно, и люди смотрят.
Она быстро подошла к саням, Никита шагнул навстречу.
— Любушка моя, — сказал он. — Бог даст, еще увидимся. Коня там, в Вологде, продайте. Корм для него — в санях. А еще к тебе просьба.
— Все для тебя исполню, мой свет…
— Когда с Божьей помощью приедете, первым делом надобно молебен отслужить. Сделай так, чтобы в Успенском соборе, что в самом Насон-городе. Или же сама как можно скорее до него добеги. Вологда невелика, добежишь быстро. Там спроси певчего Матвея и отдай ему грамотку…
Оглянувшись, не видит ли кто, Никита вложил в руку Авдотье туго свернутые и окутанные сперва лубом или берестой, а поверху холстинкой столбцы.
— …и скажи — для Ивана. Запомнила?
— Запомнила, а что за грамотка?
— Грамотка из Посольского приказа. Дело тайное, никому не сказывай и не показывай. Гонца посылать, как в старину, — не доедет, на дорогах шалят. А вы поедете целым обозом, при нужде отобьетесь.
Авдотья держала сверточек, Никита все еще его из правой руки не выпускал, а потом и вовсе, позабыв всякий страх, накрыл обе их руки одной своей, левой.
И это было более, чем то, что случалось между Авдотьей и Иваном Андреевичем, когда она по его слову покорно снимала с шеи нательный крест и ложилась на кровать; с крестом-то — грех, а без него — все благообразно.
— Жить без тебя не могу, — прошептала Авдотья.
— Да и я…
Так они и стояли, двое грешников, и вдруг опомнились, и Авдотья, покраснев, как девка на выданье, кинулась прочь и налетела на Антипа.
— Антипушка, родненький, распряги возника, — сказала она. — Задай ему корма, в санях мешок с овсом, сено.
— Откуда такой красавец? — спросил Антип.
— Мир не без добрых людей. Крестный мой прислал, — соврала Авдотья, зная, что никто не побежит искать этого крестного у Никитских ворот.
Деревнин задал тот же вопрос. И получил тот же ответ.
Стали думать: кого брать с собой, кого оставить на Москве. Ключница Марья решила, что пойдет жить к двоюродной сестре. Стряпуха Ненила решила поселиться у замужней дочери. Мамка Степановна могла пригодиться на новом месте — она работы не боялась. Сенная девка Феклушка также — да и нельзя ее, дуру, одну оставлять, пропадет. Антип должен был править вороным возником. Больше дворни у старого подьячего теперь не было.
Оставалось только снести во двор коробья с узлами да заколотить двери и окошки.
Маленькие внучки с перепугу даже не плакали — жались к матери. Аннушка с Василисушкой всплакнули — им было страшно. Гаврюшка храбрился и обещал перестрелять всех налетчиков из пистоли, которую только этим вечером и выучился заряжать.