Мы описали дугу и выбрались из зоны. В гостиницу возвращались по тетиве этого воображаемого лука. Вдруг пахнуло самогоном, и мне вспомнилось, что сегодня мой день рождения, а у нас ни грамма алкоголя и купить его негде, потому что магазин в Ерцеве, во-первых, закрыт, во-вторых, чужим не продадут. Аромат горючего становился все ощутимее, наконец мы поравнялись с домом, из которого. — у меня не было ни малейших сомнений — несло самогоном. Я рискнул и открыл входную дверь… В сенях темно, слева щель грязно-серого света. Я толкнул наощупь, и меня окутали самогонные пары. На мгновение я ослеп, а в следующее мгновение — будто из тумана — явился опустившийся мужик и подал мне стакан мутно-желтой жидкости. Я попробовал, обожгло.
— Пол-литра — червонец.
— Давай.
В гостинице мы отпраздновали мой день рождения: Вероника порезала на кусочки сало от Есипова из Вологды и почистила чеснок, я подбросил в печь дров; в номере сделалось жарко. За стеной кто-то играл на баяне и пьяным тенором надрывно тянул блатной романс. Первый тост подняли за Герлинга.
Утром стук в дверь, я, с похмелья, открываю. На пороге баба в форме (…а может, форма мне почудилась?). Директор гостиницы.
— А вы кто? — на лице удивление, она-то ожидала увидеть двух журналисток, а тут открывает мужик в портках, да еще с бодуна. Пытаюсь объяснить, она перебивает — где разрешение? Я говорю: мы только ночью приехали, как раз собираемся к коменданту.
— Так поторопитесь, скоро обеденный перерыв, — буркнула она смущенно и хлопнула дверью.
На входе в Управление цербер в шинели. Я разгоняюсь и влетаю внутрь. Цербер — за мной.
— Нельзя, — ревет, — нельзя!
Поворачиваю направо — секретариат, цербер хватает меня за рукав, я хватаюсь за дверную ручку, за столом девушка в погонах, я бросаю перед ней свою аккредитацию, девушка укоризненно глядит на цербера, тот поджимает хвост и закрывает дверь. Девушка долго рассматривает аккредитацию (аккуратный маникюр), я говорю: к коменданту. Она скрывается в соседнем кабинете, возвращается и велит ждать.
Рассматриваю ее — красивая. Темные, чуть не чернильные волосы, раскосые глаза, изящный рот. Бюст, обтянутый формой.
Тем временем в кабинет коменданта один за другим заходят офицеры охраны. Замечаю майора — подпоручика, эх, кабы я разбирался в погонах! Через десять минут вызывают меня.
Вхожу в длинную комнату, столы стоят буквой «Г», за короткой стороной сидит чин в ранге полковника, за длинной — шесть чинов пониже. Над главным висит портрет Дзержинского (ага, и здесь сородич на стенке…), на шкафу стоит его бронзовый бюст. Я сажусь на единственный стул с внешней стороны буквы «Г», лицом к полковнику Кузенкову — так представился главный чин, назвавшись комендантом Управления — и в кабинете повисает тишина.
— Что вам надо?
Я объясняю, что ровно пятьдесят лет назад отсюда был освобожден польский писатель Густав Герлинг-Грудзиньский, и что, согласно российским законам, по истечении пятидесяти лет документы могут быть открыты, так что, во-первых, я хочу взглянуть на личное дело, а во-вторых, хотел бы повидать ряд лагпунктов, о которых Грудзиньский пишет в своей книге о Ерцеве «Иной мир»: Круглицу, Мостовицу, Островное и Алексеевку-Вторую.
Алексеевка-Вторая отпала, туда зимой не проехать — раз, а два — там уже ничего нет. Лес… Островное функционирует только летом, там сделали летний лагерь для детей — детей вольнонаемных. Так что остаются Круглица и Мостовица, после обеда майор Гусев нас туда отвезет. Что касается личного дела, хм…
— Номер заключенного знаете?
— Восемнадцать-семьдесят два.
Полковник Кузенков распорядился по телефону, и через десять минут у меня в руках — личное дело Герлинга, и руки у меня начинают дрожать… Дело Герлинга!
Я начинаю просматривать, листать.
— Ну вот, ваш Герлинг был у нас стахановцем, — бросил мне через плечо майор Гусев, показывая пальцем таблицу норм. У Герлинга везде больше ста пятидесяти процентов, а порой и все двести.
Расслабившись — уж больно легко все получалось — я допустил ошибку. Вместо того, чтобы от руки переписать личное дело автора «Иного мира», спросил, нельзя ли его переснять?
— Разумеется.
Мы договорились с Гусевым, что он заедет за нами после обеда. У нас два часа на осмотр Ерцево.
Поселок Ерцево — справа, если смотреть из поезда, следующего в Архангельск: три поросшие березами улицы параллельно железной дороге. Одним концом улочки сворачивают к станции, другим — утыкаются в зону. Застройка смешанная, есть двухэтажные бараки в два-три подъезда, на каждой лестничной клетке по четыре квартиры, две на первом и две на втором, между бараками — дома на одну семью и на две, порой с баней или хлевом, иногда и с тем, и с другим. Посреди поселка — барак, окруженный забором с колючей проволокой и двумя вышками на противоположных концах.