Вернувшись в Ерцево, я посетил жилую зону. Заключенных не было — работают. По зоне слонялись лишь несколько дежурных да пара придурков. Заглянул в комнату отдыха, в библиотеку и на кухню, где мне дали попробовать баланду; ничего не скажешь — вкусно.
Потом я осмотрел дом свиданий, он выглядел точно так, как описывает Герлинг, и карцер (внутренний изолятор). С последним вышла история. Я с самого начала просился в изолятор. Они притворялись, что не слышат. Но я настаивал и в конце концов в изолятор меня, волей-неволей, пустили. И дежурный так обалдел от неожиданного визита, что открыл глазок одной из камер, и из-за толстой решетки на меня уставились три бритые головы. Одна из них спросила:
— Ты кто?
— Конь в пальто, — бросил я, как всегда, когда слышу подобный вопрос по телефону.
Глазок захлопнулся.
Назавтра мы с майором Гусевым отправились в Алексеевку-Вторую, в которой сам Герлинг не был, но описал в «Ином свете» со слов Б.: «Несмотря на сильный мороз, зэки были почти совершенно босы и оборванны и от истощения едва стояли на ногах. У меня на глазах два зэка упали возле вахты и умерли. По желанию начальника лагеря Сороки вывод на работу происходил под гармошку. В первый же день в нашей бригаде во время работы умерло трое. В изоляторной зоне сильнейшие безнаказанно избивали слабых и отнимали у них хлеб».
До Алексеевки-Второй мы добирались по волчьей тропе. Тамошний лагерь ликвидировали много лет назад… Гусев захватил ружье — на всякий случай — и котелок для чая. Майор — страстный охотник, а из дичи предпочитает беглых зэков, зверье хитрое и нередко вооруженное. Гусев любит риск, это покер: или ты его, или он тебя.
— Смотря кто блефует.
Алексеевка-Вторая. Майор Гусев разводит огонь и заваривает чай с листьями дикой смородины, я брожу в вязкой траве, спотыкаясь о руины бараков: сгнивший порог, балка от навеса, кирпич от печки… Глубоко в траве. Вокруг только лес.
На обратном пути мы зашли к Франеку «Кабану». «Кабан» — его аковский[44] псевдоним. Схватили их в 1944 году на Виленщине. Отсыпались в сарае после операции. Франек получил десять лет, отсидел их от звонка до звонка и остался на зоне. Возвращаться было некуда. Тридцать лет на должности прораба, женился на русской воровке, построил дом за оградой зоны и живет в ее тени, прямо как у Господа за пазухой.
Франек аж затрясся, узнав, что я соотечественник, так растрогался, что на мгновение потерял дар речи. Потом сделал попытку связать два слова по-польски, но безуспешно, так что мы перешли на русский. Франек угостил меня молоком, с гордостью добавив, что оно от собственной коровы, и белый хлеб намазал толстым слоем своего масла, потом вдруг хлопнул себя по лбу и кинулся за самогоном. Маша, дочка Франека принялась вовсю меня клеить, заодно выспрашивая, не могу ли я устроить ей приглашение в Польшу. Напирала тяжелым бюстом.
Вернулся Франек с бутылью самогона. За ним явились соседи, слух о госте Франека разошелся мигом, намечалась пьянка.
Маша с мамой засуетились вокруг стола, и тот заполнился закусками: соленые огурцы, маринады, лук. За столом царил Франек: белая борода, орлиный нос, чеканное лицо. Он не скрывал своей радости, повторял, что это важный день в его жизни. Впервые у него в гостях соотечественник, правда, не с родины (его родина — Виленщина), но по-польски болтает… Франек то и дело просил меня сказать что-нибудь по-нашему, и слезы капали в самогон.
Герлинг и Франек… — подумал я, глядя на него.
Вернувшись в Москву, я позвонил Герлингу, напомнил о своих «Нелегалах»[45] и сказал, что звоню из России. Герлинг оживился. Я начал было о Ерцеве, хотел рассказать о Франеке, но он прервал меня и стал спрашивать, как расходится «Иной мир» в московских книжных.
— Трудно сказать, книга только вышла.
Потом я написал ему письмо, уже с Соловков. Герлинг включил его в «Дневник, написанный ночью», сделав пометку, что это второй эпилог «Иного мира», и ответил, что они с Гедройцем приглашают меня сотрудничать с «Культурой».
Пришло письмо и от Редактора, но это уже другая нить.
6 февраля
Деревни Тайвенга на карте Вологодской области не найти. Следует искать реку Вожега (слева от станции Вожега на железнодорожной ветке Вологда-Архангельск), и дальше, ведя пальцем вдоль реки, через какие-нибудь шестьдесят верст доберетесь до села Огибалово. За ним на карте — большое синее пятно, озеро Воже. Тайвенга лежит между Огибаловым и Воже.
Тайвенга — довольно большая деревня, протянувшаяся на много верст. Она возникла в 1960-е годы в процессе так называемого «укрупнения» (когда маленькие сельские колхозики объединяли в большие совхозы), из шестнадцати сел, пять из которых вымерло сразу, остальные медленно умирают по сей день. Деревню назвали Тайвенга, а сельхоз — «Север».
45
Речь идет о книге: М.