Вечером Ельчанинов, сидя в светелке, слушал Андрея. Тот рассказал, о глупом поступке Семена, как летели над лесом, и как падали.
— Kus ma olen? — пробормотал Золотарев, открывая глаза. — Kus ma olen? — повторил он, обращаясь к Семену.
— Что? — переспросил тот.
— Где я? — спросил Андрей уже по-русски, понимая, что перешел на свой родной язык. Ему вдруг вспомнился старый фильм, в котором главный герой сказал женщине. Вроде она была разведчицей, что роженица во время кричит на родном языке. Он же заговорил, возвращаясь из небытия, в которое Андрей угодил на несколько секунд, на эстонском.
Оказалось они на острове посреди Северной Двины. Выяснилось, это через полтора часа после того, как летчики совершили по нему круг. На вопрос Семена, что теперь делать? Андрей для начала предложил соорудить хотя бы шалаш. А затем надеяться только на бога. Если он существует, в чем оба «робинзона» были уверены, то пошлет либо попутный корабль, будет тот плыть вверх по течению или вниз роли не играло, либо князь Ельчанинов организует спасательную экспедицию.
— Второе может случиться, если архангелогородцы выиграют сражение, — вставил Семен, но Золотарев поправил его:
— Выиграли. Откуда тот был в этом уверен, племянник князя-воеводы уточнять не стал.
Шалаш соорудили на удивление быстро. Ветки ломали. Сделали это как раз вовремя. С юга ветер нанес тучи, казалось, что вот-вот хлынет дождь.
— Перекусить бы, — взмолился Семен.
Андрей вздохнул и удалился в лесок. Вернулся с охапкой сухих веток, достал кисет и выругался. Табак был сырой. Зато огниво от всех их перипетий пострадало только чуть-чуть. Намок только трут, но когда можно было отыскать сухую траву, это не казалось такой уж большой бедой. После долгих мучений эстонцу удалось развести костер.
— Если бы рыбы наловит, — вздохнул Андрей, — могли бы ее пожарить, а так придется голодать.
Семен опустил взгляд на песок. В отличие от Золотарева он совсем оказался не готов к трудностям. И тут начался дождь. Холодный и противный.
— Проклятье, — выругался Андрей, — пошли в шалаш. Там сухо. Нехотя племянник князя-воеводы направился вслед за ним.
Утром, когда, несмотря на дождь, Золотарев выбрался из шалаша наружу, увидел, как в сторону Архангельского городка плыл коч. Он замахал и закричал. Проснувшийся на шум Семен посмотрел на бегущего по берегу товарища. Выбрался из шалаша. Только теперь он разглядел парусник.
Повезло. Коч принадлежал уже знакомому Андрею лоцману — Ефиму Дорачу. Тот оглядел «робинзонов», недовольно поморщился, но потом согласился их взять к себе на борт, но с условием, что те заплатят ему, когда он, честный кормщик доставит их в Архангельский городок.
На следующий день, они подплывали к Архангельску. На причале Золотарев разглядел князя. По его виду было понятно, что тот собирался отправиться на их поиски.
Князь Прозоровский посмотрел на племянника и спросил еще раз:
— Ты уверен? Паренек кивнул.
— Так, — молвил Алексей Петрович, — сейчас, когда князь здесь арестовывать его нельзя. А вот когда уедет… Но это не так важно.
Капитан-командор раненый лежал в своем доме. Вокруг него суетилась жена, а маленький сынишка играл на полу. Неожиданно дверь скрипнула, и в помещение вошли солдаты.
— Что случилось? — поинтересовался Ремизов.
— Извини капитан-командор, — молвил Животовский, — но князь-воевода приказал доставить тебя к нему.
— Что же он сам не прибыл, — возмутился Александр, — знает же, что ранен я.
— Князь тебя не в гости капитан-командор зовет, — продолжал Григорий, опустив глаза, — он арестовать тебя велел. Так как подозревает тебя в помощи шведам при осаде крепости.
— Какой помощи?
— Вот и я подумал так, да вот только приказа воеводы ослушаться не могу. Ну-ка парни помогите капитан-командору.
— Я сам! — Вскричал Ремизов, попытался встать, но не смог.
— Вот видите, — молвил Животовский.
Солдаты подняли капитан-командора. Надели на него кафтан, треуголку. Под руки вывели из дома, где у ворот стояла карета воеводы.
— Ценит меня воевода, — проворчал Ремизов и плюнул со злости.
— Вы уж не бойтесь капитан-командор, — прошептал Григорий, — Мы, как только будет такая возможность, человека к Петру Алексеевичу пошлем. Он то и сообщит ему о подвиге. А государь наш справедлив. Посадили капитан-командора в карету.
На следующий день, известие об аресте капитан-командора Александра Ремизова принес Яшка Кольцо. Тот за последнее время наладил отношения с местными служивыми, которые иногда заглядывали в кабак пропустить кружку другую хлебного вина.
— Видимо придется все-таки ехать в столицу, — проворчал Ельчанинов, выслушав доклад.
Князь и так собирался покинуть Архангельск, для того чтобы отыскать странного иноземца прибывшего в Московское царство, а тут еще это. Придется спасать Ремизова, пока князь-воевода не придумал что-нибудь пострашней темницы. Хотя и находится в застенках не такое уж приятное занятие. Вечером он приготовил свои вещи, а утром первого июля коч «Чайка» отчалил от пристани. Андрей вновь остался один.
Ближе к полудню заявились солдаты под командованием Георгия Животовского и арестовали эстонца. Золотарев тяжело вздохнул, надел кафтан, треуголку и, не оказывая сопротивления, последовал за конвоирами полагая, что произошла какая-то ошибка. Яшка, коловший в это время дрова во дворе, проводил его печальным взглядом, а когда ворота за Андреем закрылись, со злости плюнул.
— Дождались, когда князь уедет, и заявились, — пробормотал он. — Значит, боятся Силантия Семеновича. Жаль только теперь не передать князю весточку, что Андрея арестовали, как ворога какого. Теперь вся надежа, чтобы Силантий Семенович государя сюда привез. Тот бы сам лично с воеводой по-хозяйски поговорил.
То, что сам Яшка может попасть в тюрьму, он как-то и не подумал. С одной стороны, всех кто общался с капитан-командором да сержантом Преображенского приказа нужно сажать, с другой стороны о его темном прошлом, а службу в стрельцах и разбойничество на большой дороге теперь и так можно назвать, ни кто кроме Андрея Золотарева не знает. А у того, в этом Яшка был уверен, ни какими пытками это не вытянешь. Хотя если признаться странный он — мужик Андрей. Все больше молчит, говорит только по делу и к месту.
Между тем арестованного посадили в карету. Напротив сел Григорий Животовский. Кучер хлестнул плеточкой и экипаж тронулся.
— Куда вы меня? — поинтересовался Андрей, понимая, что не к теще на блины едет.
— В монастырские подземелья. — Молвил офицер. — Там не много посидишь, пока князь-воевода тебя допрашивать не приедет. Предложит идти к нему на службу, мой совет соглашайся. Князь Ельчанинов далеко, капитан-командор твоим соседом стал, а воевода он рядом, да к тому же власть имеет.
Дальше ехали молча. У Золотарева больше не было вопросов, а Григорию с арестованным разговаривать было не о чем, да и не положено.
Въехали в ворота монастыря. Несколько раз свернули, пока не остановились у башни. Животовский открыл дверцу кареты, выбрался наружу и стал ждать арестованного. Тот последовал за конвоиром. Стоя на булыжном плацу, так окрестил это место перед башней Андрей, Золотарев поправил треуголку. Руки за спину.
Дверь в темницу за Золотаревым захлопнулась. Лязгнул замок. Андрей перекрестился и тяжело вздохнул. Здесь было темно и сыро. В углу кто-то кашлял. Эстонец снял свой кафтан и бросил на земляной пол.
— Лучше постелите солому, — раздался голос из угла, — боюсь мы тут с вами надолго. Осмелюсь предположить, что ваш кафтан, от холодного земляного пола не спасет.
— Кто здесь? — поинтересовался
— Капитан-командор Ремизов, — представился арестованный, — а вы?
— Сержант Преображенского приказа Андрей Золотарев.
— Приятель князя Ельчанинова, — сообразил Александр, — ну, и как там наш князь?
— Уехал в Москву. Хочет поговорить с Петром Алексеевичем, чтобы вас освободили.