Выбрать главу

Тринадцатого октября победители вступили в крепость, а уже четырнадцатого шведы под барабанный бой с распущенными знаменами, личным оружием и четырьмя пушками сквозь проломы навсегда покинули остров.

IV

Тринадцатого октября под вечер, когда уже стало смеркаться, в Ладожскую крепость прискакал гонец от государя, и прямиком, не с кем не разговаривая, прямо в дом воеводы. Он отворил дверь горницы, где сидя за столом, взрослые мужи слушали маленького царевича. А тот делился впечатлениями от полетов (а именно так Алексей именовал подъем в небо на «Андларе»), что совершал почти каждый день, с того момента, как воздушный флот обосновался в цитадели. Скрипнувшая дверь, которую казалось, никогда не смазывали, заставила прекратить мальчишку говорить, и все как один взглянули на вошедшего человека. Тот снял треуголку, сделал поклон головой, представился. Затем вытащил из обшлага бумагу и, протянув воеводе, сказал:

— Нотебург сдался!

Привезенная новость была очень хорошей. Страх перед тем, что осада пройдет неудачно и шведы, окрыленные успехом, продолжат наступление в сторону Ладоги, где был единственный наследник Московского престола, моментально улетучился.

— Слава богу, — проговорил воевода, — свершилось. Сколько лет и я, и мой отец ждали и верили, что Орешек вновь станет русским городом. Веришь ли, мне Андрей, — продолжал он, — но я верил в Петра! Мне всегда казалось, что только он способен совершить сие.

Вполне возможно, так решил Золотарев, что сей грозный муж, просто льстил, в присутствии царевича. Вряд ли тот был таким уж рьяным поклонником реформ государя, каким хотел себя представить, и уж тем паче сомнительно, что он был уверен в успехе царя. Но кабы то ни было, вынес решение для себя Андрей, гадать не стоило. Да и нужно ли было? А вот любопытство к происходящему на территории цитадели воевода проявлял. Особенно его поразили и «Андлары», на которых, как его ни уговаривали прокатиться — не решился, да отбор в служивые, что Золотарев учудил по прибытии Белозерского полка.

Новый вид войск требовал совершенно иного подхода к этой процедуре. Это эстонец понял, когда прибыли к нему под архангельским городком монахи. Отчего по старым правилам лично убедился, что призванные во флот хлопчики совершенно здоровы. Тут уж стоило отдать должное Белозерскому воеводе, который подобрал парней, как на подбор, таких еще поискать нужно, сухощавые, почти все одного роста. У каждого белые зубы, в этом Андрею лично пришлось убедиться, заглядывая каждому в рот, словно это не люди были, а лошади. Процедура неприятная, но необходимая. Второе, что сделал Золотарев — выяснил, сколько из них свободно переносили морскую болезнь, отчего выпросил у местных рыбаков старенькую, но еще пригодную ладью. Тут отсеялись (если так можно было выразиться), только двое, но и их Андрей предпочел оставить в полку. Почему? — как-то поинтересовался Ладожский воевода, и тут же получил четкий ответ:

— Кому-то надо с «Андларами» и на земле возится. Поднимать и опускать, подготавливать шар к полету.

С другими служивыми в плане «морской болезни» было проще. Все они жили на Белом озере, и частенько хаживали под парусом с родителями за рыбой.

Третьей частью отбора стала демонстрация самого шара, хотя правильнее сказать попытка посадить солдата в «Андлар» и поднять его в небо. Вот тут и возникли проблемы. Часть набранных Белозерцев категорически отказывались забираться в корзину, даже пример царевича Алексей не их убедил. Из-за большого количества пристроить к тем двоим, не удавалось. Выход нашел подполковник, он отозвал Андрея в сторону и предложил перевести «негодных» в Вологодский полк, что сейчас в числе прочих осаждал шведскую крепость. Золотарев похвалил того за находчивость, то, что штурмующим войскам понадобится пополнение, он как-то не сомневался. Но осуществить сие Андрей предложил только после успешного взятия цитадели, в чем эстонец ни капельки не сомневался. Объяснять, почему Золотарев отказался, ну воевода Ладоги и подполковник настаивать не стали. И вот теперь прибыл гонец с такой приятной новостью.

— Государь просил боцманмата прибыл в расположение штаба с царевичем завтра, — добавил солдат, и протянул эстонцу письмо от царя.

Андрей развернул его, но тут же передал царевичу.

— Это тебе, — проговорил он, но Алексей засмущался.

Скорее всего, в нем было что-то личное, и тот предпочел прочесть его наедине.

— Хорошо, — молвил Андрей, пряча письмо царя за пазуху.

Карета с царевичем остановилась на правобережье, как раз напротив пробитой в башне бреши. Алексей, а вслед за ним и Андрей выбрались наружу. Парнишка поморщился, пахло дымом и порохом. Было видно, что тут витала смерть. Подтверждением чему, служили похоронные команды, составленные из тех же солдат. Золотарев тяжело вздохнул. Не одна война еще не обходилась без жертв, какая бы, по сути, она не была.

— Нам туда, — сказал он царевичу и показал в сторону крепости, где на самой высокой башне реял на ветру русский флаг. Мальчишка кивнул.

В крепость попасть можно было только на баркасе. Строить мост, когда течение здесь не спокойное, да и расстояние между двумя берегами где-то в полверсты, как-то не выгодно. Вот и пришлось Андрею договариваться о перевозе его с царевичем с сержантом Семеновского полка. Именно это подразделение русской армии, сейчас надежно защищало единственное сообщение между островом и большой землей.

Вошли через ворота, они во время сражения не пострадали. Солдаты Преображенского полка, несшие здесь караул, признав царевича, радостно его приветствовали. Андрей попросил проводить их к царю.

Вот только караульный, категорически отказался это делать. Не то, чтобы он не хотел выполнять приказ боцманмата, просто тот был с царевичем, а тот как-никак ребенок, а его величество находился на похоронах участников битвы.

— Идите лучше в дом коменданта, — посоветовал он, — там сейчас фельдмаршал Борис Петрович Шереметев проживает. Там можно и подождать государя.

Андрей кивнул, и уже собрался идти, но караульный офицер задержал его. Позвал солдата и приказал проводить царевича в дом фельдмаршала, а затем, отведя Золотарева в сторону, прошептал:

— Я знаю, что князь Ельчанинов был вашим другом. Андрея смутила интонация, и он уточнил, почему тот им был?

— Он и сейчас мне друг, — добавил эстонец.

— Боюсь вас огорчить, — молвил офицер, — но князь Ельчанинов погиб.

Неожиданно все внутри Андрея оборвалось. Словно натянутая на гитаре струна, вдруг что-то оборвалось внутри Золотарева. Он вдруг почувствовал себя совершенно одиноким. Несмотря на то, что человек он был крепкий, ноги вдруг сами собой подкосились, и Андрей стал медленно оседать.

— Что вы, — прошептал офицер, подхватывая его, — раскисли, как кисейная барышня.

— Он был мой единственный друг здесь. — Прошептал Золотарев. — За два года знакомства, князь стал мне как брат.

— Понимаю. У самого друг погиб под Нарвой.

Оставив Алексея в комнате отца, где мальчик сразу бросился рассматривать в окно крепость, Андрей вышел и отправился искать светелку фельдмаршала, чтобы доложить о прибытии в цитадель царевича, да и лично поздравить того с викторией. Но Шереметева нигде не застал, а столкнулся нос к носу с молоденькой девушкой, выглядевшей лет на двадцати пять-тридцать. Чернявая в скромном платьице, с корзиной, в которой лежал испачканный после битвы кафтан боярина, она покосилась недовольно на офицера в странном фиолетовом кафтане.

Андрей ей улыбнулся и подмигнул. Щечки девушки вдруг зарумянились, и она, приподняв свободной рукой, подол собиралась уже проскочить мимо него, но эстонец придержал ее.

— Меня зовут Андрей, — представился он.

— Марта, — сказала прачка, на секунду задумалась и тут же поправилась, — Марта Скавронская. А теперь сударь пустите меня, мне нужно идти.