Третий вариант - бани, существовавшие внутри русской печи. Печь протапливалась, а в чугунках грелась вода. После топки с пода убералась зола и насыпается солома (иногда доски). Жар (17) сгребается в угол печи. После этого можно и мыться, забравшись в печь (куда заранее помещают ведро с водой и березовый веник) и даже осторожно париться.
Сейчас, в общем, его устраивали два последних варианта, правда, в обоих существовали некие «но», мешавшие осуществлению задуманного. Ларсон не был уверен, что сегодня на Руси, или хотя бы во дворце банный день, и так называемая баня по-белому натоплена. Вполне возможно (он об этом уже думал), что топят ее только по субботам или по воскресеньям. С баней существовавшей внутри русской печки, без определенных навыков, он сам вряд ли справится, а Аким куда-то с утречка убежал. Вот уже второй день, как Ларсон сюда приехал, с печью по-прежнему возился парнишка. Иногда ворча про себя: «Экий ты, свей. В цивилизованной европе живешь, а с печью обращаться необучен. Чай, небось, за тебя это слуги делали». А он, Андрес, чего доброго еще пожар учинит, в их скромном жилище. Сейчас же печь была натоплена так, что ее тепла хватило, чтобы только еду да воду разогреть.
После всех раздумий было принято совершенно неожиданное решение.
Ларсон вышел на улицу. Во дворе царского двора, копошился народ. Кто-то спешил в палати к князю-кесарю. Кто, колол дрова. Мимо пробежал парнишка лет десяти. Из сарая раздавался стук. Андрес вздрогнул от холода, и побежал туда. Конюх, с которым эстонец познакомился утром, когда шел к выгребной яме, ремонтировал колесо телеги (работа, конечно не свойственная конюху, но почему-то он не позвал кузнеца). Конюх шустро работал молотком, поглощенный своим делом и даже не заметил вошедшего золотаря. Ларсон прокашлял, стараясь привлечь к себе внимание. Это ему удалось. Конюх прекратил работу и посмотрел на него.
- Кузнец в стельку пьян, - пробормотал он, как бы оправдываясь, затем узнал недавно приехавший пленного шведа и поинтересовался: - Чего тебе?
- Мне бы бочку, - молвил Андрес, - такую, чтобы человек залезть мог.
Конюх потянул носом воздух и сказал:
- Понимаю. Вон там, в углу.
Ларсон направился в угол. Там он обнаружить бочку. Оглядел ее и убедился, что сделана она была добротно.
- Ты не бойся, - раздался голос конюха, - воду она не пропустит.
Андрес положил ее на бок и покатил к воротам конюшни.
- Пользуйся на здоровье, - услышал он, вдогонку голос мужичка, а затем вновь раздалось постукивание молотком. Было понятно, что тот вновь вернулся к прерванной работе.
Катит бочку по снегу - милое дело. Только обода, оставляют за ней приметный след. Несколько раз Андресу пришлось крикнуть появившимся на его пути ребятишкам, чтобы те отошли с дороги. Он даже попросил, чтобы те помогли ему, но мальчишки (младшему из которых, наверное, шел двенадцатый год) лишь рассмеялись и убежали прочь.
У самых дверей дома он остановился, попытался отыскать глазами Акима. Вздохнул. Открыл дверь, подложив небольшую дощечку, валявшуюся тут же рядом, чтобы та не закрылась. Вкатил бочку в сени.
Выругался. В дальнем углу стояла, точно такая же бочка, но только чуть поменьше. Подошел к ней. Там была вода. Причем ледяная. Отчего, когда он сунул в нее палец, его перекосило. Андрес понял, что мыться в сенях невозможно. Холодно. Да и посторонний войти сможет. Конечно, такого исключить и насчет комнаты нельзя, но туда хоть холодный воздух с улицы не ворвется.
Ларсон вкатил бочку в комнату и поставил в метре от печки. Затем достал четыре чугунка. Почему их было так много в доме обычного золотаря, он решил не гадать. Сбегал с ведрами на речку и принес воды (та, в сенях, еще пригодиться). Залил воду в чугунки и поставил на печь. Когда она закипела осторожно, стал наливать в бочку. При этом делал паузу, и старательно оглядывал «ванну»: не течет ли? Когда она была заполнена на половину, аккуратно опустил палец в воду. Вода была в самый раз. Налил немного, холодненькой, чтобы не было слишком горячо.
Отыскал, показанный вчера Акимом горшочек, в котором находилось жидкое мыло, сваренное из сала и поташа (18). Нашел льняную материю и положил на скамью, стоявшую у печи, затем разделся и залез в бочку.