- Я так понимаю, табачку ты так и не достал?
Эстонец утвердительно кивнул. Хотел, было объяснить, что не до этого было, но князь слушать не стал, а просто попросил у того трубку. Ларсон достал ее из кисета.
- Сейчас покуришь, - улыбнувшись, проговорил Силантий, - я что зверь, какой? Я тебе помог, ты мне поможешь.
Он набил трубку табачком и вернул приятелю. Тот взял и закурил.
- Вижу, полегчало, - обрадовался князь, потом посмотрел на Андреса и сказал: - Ну, пошли, а то сани заждались.
А снег под ногами так и поскрипывал. Луна, словно медный грош, сияла в высоте. Руки мерзли, но Ларсону, оттого, что он вновь закурил, после нескольких дней ломки, стало хорошо. Эстонец едва поспевал за своим русским другом. Странно представить, но отношения их возникли спонтанно в дороге, во время поездки из-под осажденной крепости в Москву.
Сани, запряженные парой черных коней, стояли у ворот Преображенского дворца. Пожилой возничий, явно бывший стрелец, казалось, дремал на облучке. Ларсон даже испугался, не замерз ли тот. Страх пропал сразу после того, как князь свистнул. Возница встряхнулся, и посмотрел на подошедших людей.
- Не спать, - проговорил Ельчанинов, залезая в сани, - а то замерзнешь.
- Побойтесь Бога, Силантий Семенович, - взмолился тот, - да не спал я, не спал. Так, задумался.
- О чем же ты задумался, Тихон?
- О делах насущных. Пора мне со службы уходить, князь, - вздохнул возничий, - старый я стал. В деревню хочу.
- Вот зима кончится, и поедешь.
- А как же вы, князь?
- А обо мне не беспокойся. Не пропаду я. А теперь поехали, вон, глянь, немец-то наш почти замерз.
Возничий взглянул на побелевший нос Ларсона, который вот-вот должен был превратиться в ледышку.
- Верно, князь, - кивнул ямщик, дернул поводья, и сани понеслись, по освещенным только одним лунным светом улицам.
Пока ехали, только одна вещь привлекла внимание Андреса. Перед одним из домов стояла виселица, на которой висело чучело в мундире Преображенского полка. Ларсон попросил остановиться. Когда возничий это сделал, спрыгнул с саней на снег и подошел поближе, чтобы ознакомится с табличкой, болтающейся на «теле».
- Из-за этого изменника, - проговорил князь, когда тот вернулся в сани, - попал в плен мой старший брат. Полковник Ельчанинов. Меня государь отправил вас до столицы довести, сам остров покинул, а на следующий день все-таки вылазка шведов из крепости состоялась. Сорок человек, в том числе и полковника Сухарева, перебили, а брата моего родного в плен взяли.
После этих слов Ельчанинов легонько шлепнул рукой ямщика по плечу, и сани вновь помчались вперед.
Водка на Руси появилась в самом начале XVI века, в году эдак 1505, когда ее в качестве антисептика изобрели кремлевские монахи. (20) То, что водка была привезена генуэзским посольством в 1386 году, придумали уже позже. При царе Иване Васильевиче Грозном в Москве запретили простому народу продавать водку, позволив пить только опричникам. Для этого и был построен на Балагуре особый дом - кабак. В середине XVI века было приписано наместникам «царевы кабаки» заводить повсюду. В таких домах можно было пить спиртное, не закусывая, и это приводило к быстрому опьянению.
В середине XVII века, во время царствования отца Петра Великого Алексея Михайловича в Москве (а так же в некоторых других городах) стали вспыхивать «кабацкие бунты», для подавления, которых использовались войска.
Масштабные петровские преобразования дали новый толчок для роста популярности алкоголя. Средства на реформу и войну шли в основном отсюда.
В XVIII веке в самом Кремле были известны два кабака: один духовный, другой подьяческий. Первый помещался на Красной площади, под знаменитой Царь-пушкой, и назывался: «Неугасимая свеча». Здесь, после вечерень, обычно собирались соборяне, пили и пели «Пасху красную». Подьяческий кабак стоял ближе к дворцу, под горой, у Тайницких ворот, и назывался «Катан». Из других московских кабаков славился Каменномостский, служивший притоном для воров, и «Красный кабачок» куда собирался весь разгульный люд столицы. Против Моисеевского монастыря стояло «Тверское кружало».
В основном кабаки названия получали свои от местностей, в которых они находились, или просто случайно: «Синодальный кабак», «Казенка», «Старая изба», «Роушка», «Ленивка», «Веселуха». Ларсону просто повезло, ему теперь не придется искать общественные бани. Волей случая (если конечно Ельчанинов сделал это не намеренно) кабак в который привез его князь, назывался «Елоховы бани», и получил это название от бань, которые находились рядом. Кабаки вообще являлись для бань «необходимой принадлежностью».