С шумом и криками он его товарищ Меншиков ввалились в Преображенский дворец. Отложив празднования возвращения, государь вызвал в царские палаты князя-кесаря.
- Мин херц, - проговорил Александр Данилович, когда подьячий скрылся, - я, конечно, тебя понимаю, но вот только не постигаю одного!
- Что же ты не постигаешь? - спросил Петр, доставая трубку и закуривая.
- Ради чего ты уничтожил Патриарший приказ? Я, само собой разумею, что патриарх Адриан преставился намедни, но как же Московская Русь без Патриаршего приказа?
- Мешать мне будет патриарх в моих свершеньях. Будет выбран человек энергичный, и вспомнится нам патриарх Никон, что с пользой и без оной мешал в делах отцу моему. Но более меня печалит, что Никон присвоил титул Великого государя. Посему не хочу я иметь боле Патриарший приказ. А все дела мирские предложил я князю-кесарю распределить по другим ведомствам, а дела духовные поручил блюстителю.
- Кому же, мин херц?
- Митрополиту рязанскому, экзарху патриаршего престола Стефану Яворскому. Человек ученый и вовсе нечестолюбивый, а мне именно такой и нужен.
Дверь скрипнула, и в хоромы вошел князь-кесарь.
- Э, князь-кесарь, - молвил Петр, - а я уж тебя заждался. Говори, что тут творилось в мое отсутствие.
Ромодановский опустился на лавку, где обычно сидели бояре, и вздохнул:
- Все выполнял, как ты велел, государь. Даже золотаря обеспечил, только есть у меня одно сомнение, Петруша.
- Какое? Говори, князь.
- Да, не похож он на золотаря. Я к нему двух человек приставил. Не потому, что сомневаюсь я в тебе, царь-батюшка, или не верю в твою смекалку. Просто в отсутствие тебя приходится быть подозрительным. Не хотелось бы, государь, повторение стрелецкого бунта.
- Ну, - грозно проговорил Петр.
- Вот и доносят мне соглядатай, что нет у шведа способностей к сему ремеслу. Как же может быть он золотарем, когда на дух запахи разные не переносит? От вида одного к болезненному состоянию приходит. Так что скорее ему личный золотарь требуем.
- Ну!
- Но и шпионом назвать не смею.
- Почему?
- Посему, что водит компанию он только с моими людьми да со стрелецким офицером Ельчаниновым. Могу предположить государь, что замыслил швед стрелецкий переворот, с целью свержения тебя...
- Брехня, - вспылил царь, - не может он сей заговор вершить. Так как Ельчанинов - человек мною приставленный к нему! И сделано это было под Нарвою, и не потому, что он подозрительный, хотя вон на предложения изменника Гуммерта не поддался, а зело странен он. Появился непонятно, откуда, словно он не от мира сего. Но раз ты, князь-кесарь, чуешь в нем сомнение, вызывай своих людей, порасспросим их. А заодно и Ельчанинова послушаем. Алексашка, а ну, кличь сюда подьячего.
Меншиков вскочил с лавки и выскользнул в коридор. Вернулся он уже с подьячим. Тот прошел немного в зал, так чтобы уж совсем в дверях не стоять и замер, в ожидании распоряжений государя.
- Отыщи мне Силантия Ельчанинова, - проговорил царь, взглянул на князя-кесаря. Тот понял, что Петр от него ожидает имен его соглядатаев, без всякого желания прошептал:
- Полковника Квятковского и Акимку - золотаря.
- Громче! - приказал Петр.
- Полковника Квятковского и Акимку - золотаря.
- Уже лучше. Проведем совещание не здесь, а в другой горнице, - молвил царь, затем грозно посмотрел на подьячего и добавил: - Приведешь их ко мне в горницу. Ступай!
В том, что сразу облегчить свою работу - золотаря не удастся, Ларсон и не сомневался. Но то, что придется ждать до лета, было для него, честно сказать, сюрпризом. Может, у него, как и у большинства людей XXI века, была привычка - ждать выполнения заказа в течение недели, а то и меньше. Как-то не взял Андрес в расчет то, что дело это для Гжельских мастеров новое, пока освоят, пока разбираться будут в его рисунке... Не учел Ларсон и того, что расстояния между городами преодолеваются здесь гораздо медленнее, чем в его «прошлой» жизни. Вон ведь, от Нарвы он почти три недели ехал. И если поездка в Гжель Некраса Борща может и не занять много времени, то вот обратный путь может и затянуться, вещь ведь хрупкая, не дай бог в дороге расколется, и все по-новому.
Можно было бы и в Москве мастеров поискать. Попробовать организовать фаянсовое производство, да вот только одна не задача - третий эскиз пропал. Может, Аким взял, ну, для того, чтобы печь растопить.
Вообще-то паренек смышленый, подумал Ларсон, неизвестно почему, но большую часть, его, Андреса, работы он взял на себя. К тому же на протяжении нескольких дней, тот помогал ему с приемом ванн. С начала он истопил баню в печи, но эстонец отказался, испугался, что ему не удастся выбраться из нее, затем стал помогать, таская с Яузы воду. А по вечерам, расспрашивал о Швеции. Ларсон рассказал, все, что знал об этом государстве, потом признался, что почти всю сознательную жизнь прожил в Прибалтике.