— Ладно, — вздохнул Степа, сообразивший, что придется позаботиться и об этом. — Как вас зовут-то, барышня?
— Это тайна! — вдруг испуганно воскликнула та и отшатнулась. — Вы пришли узнать эту тайну! Вы пришли меня погубить!
— Ну вот еще! — Степа совсем растерялся, между тем девушка подошла к нему совсем близко и взглянула прямо в глаза.
— Нет, — радостно вздохнула она. — Я вижу, вы не желаете мне зла. Я скажу вам… Меня зовут Али-Эмете. Али-Эмете…
— Степан, — представился Косухин и поспешил откланяться. Он понял, что бедной девушке совсем худо, если она выдумала себе какое-то то ли татарское, то ли вообще персидское имя.
…Товарищ Венцлав выслушал Степу очень внимательно, похвалил и велел быть готовым к одиннадцати вечера. Степа ни о чем не стал спрашивать, но на всякий случай проверил оружие и надел лишние теплые носки — ночи в Иркутске были беспощадно холодными.
В начале одиннадцатого товарищ Венцлав велел выходить. Возле тюремных ворот их ждал грузовик и несколько дружинников. Косухин сел в кузов, вместе с остальными, а товарищ Венцлав забрался в кабину. Грузовик зарычал, окутался сизым дымом и неторопливо двинулся по пустынной улице.
Ехали долго, и Степа успел разговориться с дружинниками. Те оказались своими ребятами, из железнодорожных мастерских. Сперва Степа от души изругал поганого эсеришку Федоровича, в чем его дружно поддержали, а затем только обратил внимание, что дружинники вместо винтовок были вооружены лопатами и даже ломами. Он удивился, но ребята и сами не знали, в чем дело — их подняли по тревоге, выдали инструмент и велели ехать с товарищем Венцлавом.
Косухин несколько раз выглядывал в окружавшую грузовик ледяную мглу, но, совсем не зная города, не мог ничего понять. Один из дружинников, всмотревшись в темноту, предложил, что они едут за город, в сторону Преображенского кладбища.
— Вот те на, — подумал Степа, но вслух ничего не сказал. Поездка сразу же перестала ему нравиться.
Наконец, автомобиль затормозил. Из кабины вышел товарищ Венцлав и велел спускаться. Вскоре все уже стояли на ледяной, потрескивавшей от холода земле. Степа огляделся и вздрогнул — прямо перед ним были уже известные ему ворота Преображенского кладбища.
— Инструменты взяли? — поинтересовался Венцлав. — Ну, показывайте дорогу, товарищ Косухин.
Степа не стал переспрашивать и, вздохнув, повел отряд к могиле Ирмана.
— Двое к воротам, — распорядился Венцлав. — Никого не пускать.
Затем легко ткнул валенком в заснеженный надгробный холм и велел:
— Начинайте…
Инструмента Косухину не досталось, и он был поневоле рад — раскапывать могилы ему еще не приходилось. Он стал поближе к товарищу Венцлаву и закурил, стараясь не оглядываться на то, что происходит у него за спиной. Как ему казалось, он догадался, в чем дело — в могиле генерала могли быть спрятаны какие-то важные документы. Венцлав не курил и молчал, глядя куда-то в темноту.
— Как у вас с нервами, Степан Иванович? — внезапно спросил он.
— Это… насчет мертвецов? — Степе на мгновенье стало жарко. Мертвецов он боялся с детства.
— Может, хлебнете для храбрости? — предложил Венцлав, и в его голосе прозвучала откровенная насмешка.
— Не надо, — отрезал Степа, слегка обидевшись. — Видали мы мертвяков… Всяких.
— Ладно, — кивнул Венцлав и, повернувшись к дружинникам, крикнул: — Поскорее, товарищи! Мы должны успеть до полуночи.
«Почему до полуночи?» — удивился Степа, но смолчал.
Закаменелая земля поддавалась с трудом, но дружинники были парнями крепкими, к тому же работали, меняясь, в две смены. Вскоре лопата глухо ударилась о крышку гроба.
— Без четверти двенадцать, — Венцлав взглянул на часы и скомандовал. — Вытаскивайте гроб и уходите! Быстрее!
Через несколько минут тяжелый дубовый гроб уже стоял около разрытой могилы. Дружинники, боязливо оглядываясь, заспешили к воротам.
— Ждите в машине, — крикнул им вслед Венцлав и кивнул Косухину. Степа сглотнул внезапно подступившую слюну и подошел ближе.
— Берите лом, — приказал Венцлав. — Крышку долой! Спешите, скоро полночь…
Степа выругал себя за трусость и склонность к мелкобуржуазным предрассудкам и попытался поддеть ломом покрытую бронзовыми украшениями крышку. Дерево не поддавалось. Тогда Степа озлился всерьез, ударил ломом что есть силы и увидел, что между крышкой и нижней частью гроба образовалась щель. Остальное было нетрудным — через пару минут отодранная крышка лежала рядом.
Мороз сохранил покойного — спокойное суровое лицо Ирмана казалось живым, если бы не снежинки, которые, не тая, начали покрывать тело.