Во многом благодаря неукротимому творческому самоистязанию отдельно взятых, безусловно, великих личностей, чистокровные мечтатели имеют возможность прикоснуться к живописной музыке собственного сновидения. Радужное впечатление, зафиксированное в момент первого свидания с идеальным миром творца, оставляет тень очарования и следы чудотворства на хрупком плато подсознания. Плод искреннего усилия ищет отголоски в вашем беззащитном сердце. Идеи углубляются в туманное подземелье истины. Опечаленность видимого чертежа реальности находит пристанище в бесподобном вымышленном микрокосмосе. И долгожданное бегство в скромный приют сновидения перекликается с детской нелепой мыслью о тайном местонахождении Неверленда.
Отсутствие различимых признаков жизни заставляет человека ломать голову над идейным порождением обстоятельств, подталкивающих к ответу. Зеркало сомнения вкупе с вульгарной (или трогательной, если мозгу посчастливилось не извращаться) фантазией созидает те самые сюжеты, смысл которых беспокойные мамы познают по первой ссылке поисковика. Горячий интерес там и возникает, где лабиринт грядущего предстаёт невыносимым хаосом или ведёт к потусторонним тропам. К чему же мне снится до жути одинокий и густой лес, и в то же время, почему я ощущаю благолепную радость возникновения именно здесь – наверное, микрокосмос пролонгирует бестолковую мечтательность и позволяет окунуться в неё, увлажнив макушку.
Сокровище человека заключается внутри него – неправильно при каждом обосновании прекрасного толковать о мягкости души. Человеческое подсознание, возможно, и есть основная часть индивидуального, родного ему мира. Именно в подсознании прячутся драгоценные мечты, как в бездонной Галактике, путешествие по которой стоит целых жизней. Именно оттуда снисходят неосуществимые грёзы – когда не режиссёр, а зритель становится первооткрывателем; когда сердца маленького человека хватает на всю планету; когда близорукий толстяк, которого унижают в школе, становится великим спортсменом, по вечерам пишущим стихи.
Душа вырывается из телесной оболочки, пока крутится волчок сновидения. Легко и непринуждённо стираются грани между конфликтующими измерениями. Кто-то нагнетательно возвышает грусть, взаимодействуя с клавишами фортепиано, одновременно вырываясь из мелодичной трагедии заднего фона. Человек без костюма ищет свою любовь. Люди падают с огромных бессердечных зданий, сокрушаясь иллюзией своих призрачных снов. Все поезда промелькнули миражом на тонкой линии невозможности. Где-то в отдалённом забвении перспективы близится враждебный конец, напоминающий сумбурной относительности о полярности мечтательности и смерти.
Репертуарное богатство ночных причуд, главным образом, олицетворяет драму запредельности: будто сидишь на зелёной лужайке и ожидаешь прихода дражайшего символа нескончаемости, символа холодного воздуха юной надежды. Кажется, закрыв глаза, можно исчезнуть из прописной материальности в беспечную подлинность. Старание принять неуклонно атакующую временной континуум сбыточность, представляется множественностью выбора, исход которому – определение будущности. Иронической судьбоносностью время совершает прыжок в желанную икону горизонта – по-настоящему веришь, что тебя кто-нибудь окликнет.
Регенерация бессознательного, включающая взаимодействие сна с истинной реальностью (если вы её в силах ощутить) представляет собой попытку невнятного разъяснения формы и содержания, что в уравнении дают ответ на сущность действительности. Хорошее сновидение становится таковым за имением несовершенной реальности. Плохое сновидение приобретает ещё худшие черты, дабы вдохновить на благодарность сиюминутного счастья. Необходимое сновидение, каким-бы оно ни было, заставляет усомниться в реальности, бытии, себе и прочих прилегающих – отсюда конфликт измерений, в котором ничто не истинно, всё временно и оттого ничтожно.
Так или иначе, вопрос об уверенности открытых глаз остаётся ненужным – несчастное бытие в пучине времени и Вселенной порождает идею о бестолковости хоть сновидения, хоть реальности, и даже их взаимодействия. Мы знаем, что любое понятие подвержено фальши и противоречию, но не фактор ли розового горизонта, тёплого моря и зелёных лужаек является определением той самой настоящей жизни – где оклик является началом, а не концом мечтательности. Где музыка сновидения ведёт вас в направлении реального путешествия, и, растворяясь в ней, подражаешь исключительному вкусу творца и принимаешь иррациональное начало за данность.