И далее поэта как бы обступают бесконечные пространства России — и мерцающие солью топи Сиваша, и шуршащая камышами Кубань, и стынущий Кронштадт, а за ними — Украина и Дон, Урал и Сибирь… Поэт видит их через призму истории, свободно связывая образы далекого прошлого и современности.
И в этой сменяющейся панораме веков русская революция предстает в стихах Волошина, как звено, важное, этапное, но не последнее: революция обусловлена всем ходом предыдущего, но она связана и с последующим. Волошин, приветствуя революцию как раскрепощение мировых сил земли, как возможность «пересоздания» человека, видел в ней условие полной свободы личности, понимаемой им с известным анархическим уклоном.
Поэт боялся того, что в результате всех жертв, страданий и борьбы человек может «обернуться жадным хамом, продешевившим дух за радости комфорта и мещанства» («Путями Каина»).
В 1924 г. Волошин, вместе с группой писателей, среди которых были С. Есенин, М. Шагинян, М. Зощенко, В. Катаев, подписал письмо в отдел печати ЦК ВКП(б), где были следующие строки: «Мы считаем, что пути современной русской литературы, — а стало быть и наши, — связаны с путями пооктябрьской России»[50].
Однако годы восстановления, переход к мирному строительству нового социалистического государства не нашли отражения в поэтическом творчестве Волошина. В стихотворении «Дом поэта» (1926), насыщенном философскими раздумьями и историческими экскурсами, Волошин, обращаясь к годам революции и гражданской войны, благословляет мир и завещает своему современнику:
«Синий окоем» — это любимый и воспетый Волошиным Коктебель. Это открытый «навстречу всех дорог» дом поэта. Это клочок родной земли, благословляемый Волошиным и за то, что именно там он смог приобщиться к великим и грозным годам революции и гражданской войны.
Поэзия Волошина послереволюционного периода должна быть включена в широкое русло советской литературы: поэт, разделивший, по словам С. С. Наровчатова, «в тяжелые годы гражданской войны судьбу своего народа и своей страны, искренно вставший на сторону Советской власти», скончался «на родном, а не на чужом берегу»[51].
А. В. Десницкая
КИММЕРИЙСКАЯ ТЕМА В ПОЭТИЧЕСКОМ ТВОРЧЕСТВЕ М. А. ВОЛОШИНА
Образ Киммерии — «гомеровой страны», будучи одной из главных тем лирики М. Волошина, является той почвой, на которой осуществился творческий синтез его деятельности поэта и художника.
Этот достаточно хорошо известный факт раскрывается не только в материале волошинских стихов и акварелей, но и в признаниях самого поэта, для которого лирическое претворение суровой красоты восточнокрымских пейзажей в героический образ гомеровой Киммерии было одним из определяющих моментов творческой биографии. Именно поэтому в изучении художественного наследия Волошина существенно важно ответить на вопросы о том, откуда пришла к нему тема Киммерии и как она получила воплощение в его поэтическом созерцании восточнокрымской земли, на которой он провел большую часть своей жизни и которую преданно и страстно любил.
Исходными моментами явления киммерийской темы были: пустынное величие коктебельских берегов, поразившее поэта еще в юности, а также исторические и легендарные сведения о Крыме и его древнейших насельниках, содержащиеся в произведениях древнегреческих авторов.
Среди исторических свидетельств основными являются показания историка Геродота (V в. до н. э.) и географа Страбона (начало I в. н. э.). Геродот впервые сообщил о том, что припонтийские земли, занятые в его время скифами, ранее принадлежали киммерийцам. «И теперь еще есть в Скифии Киммерийские укрепления Κιμμερια τειχεα, есть Киммерийская переправа πορυμηια Κιμμερια, есть и область, именуемая Киммерией, есть и так называемый Киммерийский Боспор»[52]. Страбон, рассказывая о Киммерийском Боспоре (ныне Керченский пролив. — А. Д.) и прилегающих к нему землях, упоминает о том, что «некогда киммерийцы обладали могуществом на Боспоре, почему он и получил название Киммерийского Боспора». Киммерийцы, говорит он далее, «это племя, которое тревожило своими набегами жителей внутренней части страны на правой стороне Понта вплоть до Ионии. Однако скифы вытеснили их из этой области, а последних — греки, которые основали Пантикапей и прочие города на Боспоре»[53]. Характеризуя таврическое побережье как «каменистое, гористое и подверженное сильным бурям с севера», Страбон называет гору Трапезунт (соврем. Чатыр-Даг) и добавляет, что вблизи этой же гористой области есть и другая гора — Киммерий[54]. Есть предположение, что гора Киммерион — это гора, называемая Агирмиш-Даг (близ Старого Крыма)[55].