Считая, что Андреев прошел мимо того круга проблем, с которыми связан этот евангельский образ, Волошин определил две традиции в толковании предательства Иуды. Иуда в ортодоксальном церковном понимании — «символ всего безобразного, подлого и преступного в человечестве»; и рядом с ним иной Иуда, сохраненный в еретических преданиях, — «образ человека, достигшего высшей чистоты и святости», поскольку «только самый посвященный из апостолов может принять на себя бремя заклания — предательства». Ко второму пониманию Иуды склонялся Волошин.
Такой Иуда глубоко занимал его сознание и осмыслялся в одном ряду с титанами человеческого духа — Прометеем и Фаустом[194].
В 1908 г. Волошин работал над статьей «Евангелие от Иуды», оставшейся незаконченной (ИРЛИ, ф. 562). Сохранился ее набросок-конспект, а также выписки из источников, указания литературы, пересказы апокрифических сказаний и средневековых легенд. В набросках к «Евангелию от Иуды» Волошин еще более резко отзывается о повести Андреева, чем в статье «Некто в сером»: «Недавно Леонид Андреев в своей повести „Иуда Искариот и др.“ бессознательным провидением тоже подошел к вопросу об Иуде, но исказил и изуродовал строгий образ самого сильного и посвященного из апостолов, созданный галлюцинирующей верой христианских еретиков». Волошин предполагал использовать раннехристианские еретические учения и апокрифические сказания об Иуде. В предварительных набросках к статье он дает обобщенное представление о них:
«Человечество в лице своих самых беспокойных и ищущих представителей во все времена подходило с разных сторон к вопросу об Иуде Искариотском и старалось разгадать его.
В то время как ортодоксальное каноническое предание осуждало и вечному поруганию предавало Иуду, беспокойная, в христианских ересях кипевшая мысль возвеличивала и возводила его на престол небесный, одесную Христа.
По учениям офитов, каинитов, манихеев Иуда является самым чистым и самым посвященным из всех учеников Христа.
Агнец должен быть принесен в жертву твердой и чистой рукой первосвященника, и из всех апостолов Христос для этого подвига избрал Иуду.
Подвиг Иуды безвестен, и, облекаясь в свое страшное священство, он принимает всемирный позор и поругание. Причастившись за Тайной Вечерей тела и крови Христовой отдельно от других апостолов, принимает он из рук Христа причастие соли, горькое причастие, обрекающее его жречеству предательства: „Лучше бы человеку тому и не родиться на свет“».
Опираясь на легендарные свидетельства о том, что в числе утраченных апокрифических евангелий было Евангелие от Иуды Искариота, Волошин создает свою реконструкцию повествования о Тайной Вечере как одной из ключевых глав Евангелия от Иуды. Волошин стремится соблюсти «внутреннее равновесие» с каноническим сводом и строго придерживается стиля и словесного строя Четвероевангелия. Текст этого повествования явился прообразом позднейшего стихотворения Волошина «Иуда Апостол» (1919), где также изображается Тайная Вечеря и Иуда предстает как «самый старший и верный ученик», который «на себя принял бремя всех грехов и позора мира»:
194
Исследуя круг проблем, связанных с образом Иуды, Волошин мог обратить внимание на книгу Анатоля Франса «Сад Эпикура» («Le jardin d'Epicure», 1894), в которой переоценка евангельского образа дана в характерном для Франса скептико-релятивистском духе: «Судьба Иуды Искариота повергает в изумление. Ведь в конце концов этот человек явился исполнить пророчества: надо было, чтобы он предал сына Божия за тридцать сребреников. И поцелуй предателя, так же как копье и досточтимые гвозди, явился одним из необходимых орудий страстей Господних. Без Иуды чудо воскресения не совершилось бы и род человеческий не был бы спасен» (Анатоль Франс. Собр. соч. В 8-ми т. — М.: Гослитиздат, 1958, т. 3, с. 286).